— Они уже пытались однажды, Джозей, но у них ничего не получилось.
— Нет, на этот раз все по-другому, — сказала она. — Я это вижу.
— Как ты можешь это видеть? Она вытерла слезы рукавом.
— Я не знаю. Однажды я смотрела за собакой, и увидела, как она выбежала сюда. С тех пор я могу видеть этот мир, если захочу. Иногда я прихожу сюда, чтобы понаблюдать за ними.
— Но…
— Пожалуйста, моя госпожа! Здесь что-то происходит…
В доме раздались крики, из него вышла группка людей, которые тащили что-то на веревке. Меня затрясло, словно в ознобе.
— Хорошо, Джозей. Я останусь здесь и узнаю, что происходит. А ты возвращайся назад и присмотри за Шоненом.
На этот раз превращение из женщины в лису было мучительным, будто кости разрывали мою плоть на кусочки. Я скорчилась, пока боль не утихла. Когда мне стало немного легче, я вылезла из-под сторожки.
Северное крыло дома, где находились комнаты Шикуджо, было едва освещено. Я подползла к самой веранде и заглянула в комнату. Я не смогла увидеть ее, но чувствовала ее запах (она пахла хризантемами и слезами), увидела ее рукава, коричневые, цвета мертвых листьев, которые едва прикрывали кичо-занавеси. По другую сторону занавеси сидел священник и читал сутры. Легкое дуновение ветерка отодвинуло занавесь, и, до того как одна из ее женщин успела задернуть ее, я увидела Шикуджо, усталую и грустную во мраке своей комнаты.
Комнаты главного дома были полны света. Сын моего мужа — его человеческий сын — стоял там, одетый в темные одежды, которые казались слишком мрачными для ребенка. Он был едва по пояс мужчинам, которые стояли вместе с ним. Это был Хито, другие высокопоставленные слуги, служители Будды и их прислужники. Обычные слуги, слуги, работающие на кухне, полях, разные крестьяне столпились в саду и смотрели на мужчин в комнатах. Все были как-то странно одеты. В трауре, поняла вдруг я. Это удивило меня: ведь никто не умер. Потом я подумала, что, наверное, они оплакивали моего мужа.
Тяжелая штука, которую несли мужчины в дом, была частью ствола кипариса длиною с человеческий рост. Она лежала на носилках. Инструменты поблескивали на материи рядом с ней. Священник склонился над стволом и что-то пропел, но я не расслышала, что. Курильница висела на улице, переливаясь золотом в свете ламп и факелов. Священник взял долото, резец и деревянный молоток и дал их мальчику. Мальчик торжественно приложил резец к дереву и немного обстругал ствол кипариса — простая формальность. Затем мальчик поклонился и отдал инструменты обратно священнику, который начал стругать дерево.
Я подкралась немного ближе и пригляделась к дереву. Я заметила, что они пытались придать ему какую-то форму. Но я никак не могла понять, какую именно. Священник положил инструменты. Двое прислужников подложили эссенции в курильницы. Люди в саду и в комнатах легли ниц и начали тихо молиться. Священник снова запел, на этот раз громко.
Он молился одиннадцатиглавой Каннон. Когда он взывал к богине, у меня шерсть на спине вставала дыбом. Кожу неприятно покалывало. Мне не нравилось это ощущение, но я не могла уйти.
Голос все продолжал петь, взывая к богине Каннон. Я знала, что она была богиней милосердия: и теперь священник просил смиловаться над Йошифуджи, он просил мира и покоя для его семьи, которая хотела найти его тело и сжечь его, согласно буддийским традициям.
Это удивило меня: почему их так беспокоит то, что случится с телом Йошифуджи? Они думали, что он мертв. Значит, его тело было лишь разлагающейся плотью. Не было смысла в том, чтобы искать и спасать его. Я вспомнила, как сожгли труп того крестьянина, вспомнила зарытый труп женщины, у которой украла череп, вспомнила, как настаивал мой муж на том, чтобы мы сожгли тело моей матери. Я думала, что перехитрила их, испачкав его рукав кровью. Думала, что на этом все закончится. Но они все равно продолжали искать!
Но причин для беспокойства я не видела. Я вспомнила о священнике, который взывал к Будде, но прошел мимо меня. Почему на этот раз у них должно все получиться? Однажды я уже поняла, что Будда не стал (или не захотел) вмешиваться, и перестала бояться. Это как ворона, которая дразнит волков, зная, что они могут убить ее, но скорее всего не станут этого делать.
Но на этот раз все было иначе. Может, мы были безразличны Будде, а этой богине нет? Я почувствовала, как меня обволакивает странная теплота, будто меня укутали стеганым платьем. И я знала, что это была Каннон. Вряд ли я смогу спрятаться от нее…
Эссенция из курильниц клубилась в холодном воздухе в саду. Мне показалось, что одна струйка дыма двинулась по направлению ко мне, она будто искала меня. Холодный ветер приподнял ее кончик, отчего она стала похожа на голову змеи. Моя смелость испарилась, я побежала так быстро, как только смогла.