Возможно, честность может быть сильнее, чем красота, элегантность и правильность.
Мой муж неожиданно сел на постели в мокрых от пота и воды платьях и сказал:
— Где ты, жена?
— Я здесь, — сказала я, хотя боялась, что он имел в виду не меня.
Он улыбнулся. По его глазам я поняла, что он ничего не видел. Он сказал:
— Черепица была цвета неба, но где было небо, а где черепица?
Возможно, это было стихотворение. Я не была уверена.
После этого жар спал.
6. Дневник Кая-но Йошифуджи
Я еще слаб. У меня нет сил, чтобы смешать свои чернила, поэтому я попросил Хито сделать это за меня. Мне трудно держать даже эту тонкую кисть — она кажется слишком тяжелой.
Сегодня ночью меня разбудил скребущий звук. Полмесяца (так мне сказали) я спал под звуки гроз и звон ритуального гонга, под крики людей и топот их ног. Я просыпался только для того, чтобы поесть, попить и облегчиться. Но даже для этого мне требовалась помощь. Сегодня неполная луна, ее неяркий свет проникает в комнату через отверстия под потолком, но даже такой тусклый свет кажется слепящим для моего измененного болезнью зрения. Огромная паутина в углу зашевелилась: должно быть, мой паук все еще здесь.
Где маленькие паучки? Выросли и разбежались, умерли или находятся в зимней спячке. Я не вижу там пауков, но угол большой и темный, а пауки маленькие.
Снова раздаются скребущие звуки, и паутина дрожит. Кажется, что дрожь исходит из угла, от кого-то слишком большого и злобного, чтобы быть просто насекомым. Маленькая тень, не толще моего мизинца, скользит по перекладине. Мышь спустилась с крыши и задела паутину, когда пробегала мимо.
Паук не появляется. Не любую жертву можно удержать, кому-то лучше просто дать уйти.
Я скучаю по ней, по моей милой жене, пусть она и лиса.
7. Дневник Кицунэ
Был рассвет. Я проголодалась.
Я охотилась в лесу, но это становилось все более опасным: добычи все меньше из-за холодов, а хищники — волки и тануки-барсуки — спускались с гор в поисках пищи. Чаще всего я охотилась в саду моего мужа и Шикуджо.
Я не могу сказать точно, кем я была — женщиной или лисой, когда охотилась.
Есть было почти нечего. Молодые глупые животные, которые попадались мне и моему Брату летом, теперь были мертвы или выросли — так или иначе, я не могла до них добраться. Год выдался хорошим, и мыши были толстыми, но почти все они спали в норах и мечтали о том, что закончится зима.
Итак, был рассвет, и я была голодна. Я шла по лужайке, с которой ветер сдул почти весь снег. Мертвая трава хрустела у меня под ногами. Было холодно и спокойно. Я чувствовала себя так, будто находилась внутри стеклянного шара или драгоценного камня. Было так тихо, что я слышала, как дышу. Вдруг раздался взмах крыльев и всплеск воды — двое гусей, припозднившихся с отлетом, опустились на пруд. Казалось, у всех была пара. Кроме меня… Было слишком холодно, чтобы сильно принюхиваться, но я чувствовала в морозном воздухе тонкий аромат кедра и сосны, которые пахли всегда, как бы холодно ни было.
Был и другой звук — знакомое мне влажное жевание. Я почувствовала запах сразу же, как поняла, что это за звук: кролик, жующий траву на рассвете.
Я припала к земле и осторожно поползла к нему, стараясь унять биение сердца, которое, как мне казалось, стучало слишком громко.
Когда охотятся кошки, они подбираются к жертве достаточно близко и только потом прыгают. Собаки рассчитывают на неожиданность: они гавкают на жертву, надеясь на мгновение оглушить ее, чтобы подобраться поближе. У лис все по-другому: мы стоим прямо, потом прыгаем, пытаясь зажать жертву между лап.
Женщина может сделать все это, хотя не способна прыгнуть так далеко, как лиса, или гавкнуть так громко, как собака. Или красться так тихо, как кошка. Я шагнула вперед. Кролик не обернулся — он по-прежнему сидел ко мне спиной. Возможно, он не слышал моих шагов из-за хруста травы. Еще шаг. Я была так голодна!
Кролик услышал меня и поднял голову. Я замерла. Влажный черный глаз посмотрел в мою сторону, но не заметил меня. Кролик продолжил жевать. Я сделала еще один шаг. И еще. Он снова поднял голову. Мы уставились друг на друга: убийственный взгляд.
Я не моргала.
Вдруг позади меня раздался какой-то звук, очень похожий на крик. Я тоже вскрикнула и обернулась, кролик убежал — все произошло одновременно. Шикуджо стояла на дорожке, ведущей к комнатам моего мужа, одетая в ночные платья, с фарфоровым тазиком в руках. Она была так близко, что я могла разглядеть пряди волос, падающих ей на лицо, ее глаза, плоские от гнева или страха.