Так я заснула.
Я бы, наверное, никогда больше не проснулась, если бы вдруг собака не напряглась и не разбудила меня. Она хотела вскочить на ноги, но нас присыпало снегом, мы были в снежной яме, будто жучки в янтаре. Она гавкнула: оглушительный звук в полной тишине, потом подняла голову и разбила нашу снежную скорлупу. Она оцарапала меня, пытаясь вырваться из моих объятий. Через мгновение я услышала мужские голоса.
Они вытащили меня из моего убежища. Я моргала от слепящего солнечного света. Собака прыгала вокруг нас.
— С вами все в порядке? — Один мужчина держал меня на руках, я чувствовала тепло его меховой одежды. Их было двое. Это были охотники в снегоступах, со стрелами и луком за спинами.
— Что вы здесь делали?
Сонная, как котенок, я посмотрела на ущелье позади нас. Оно было намного шире, чем я думала. Три бревна, из которых состоял мост, были уже, чем мне вчера показалось. Я не видела дно ущелья с того места, где мы стояли, но видела его другую сторону, ровную и отвесную, словно стена.
— Посмотри на ее ноги, — сказал один мужчина другому.
— М-м, да! — сказал мужчина, который держал меня на руках.
Я слишком устала, у меня даже не было сил, чтобы поднять голову и посмотреть, что стало с моими ногами. Но боли я не чувствовала.
— Мы отнесем вас в храм. Они знают, что делать. Ты сможешь проехаться на моей спине, красавица? Пообещаешь не царапать меня, а?
Так меня донесли до храма. Я не очень помню, как меня несли. Я приходила в себя только когда солнце светило в глаза. Потом была залитая солнечным светом просторная поляна, еще голоса, высокие здания, шум падающей воды, запах серы.
— Прощай, красавица! — сказал мужской голос. — Удачи!
Потом мне стало удивительно тепло.
18. Дневник Шикуджо
Снег перестал, и выглянуло солнце. К этому времени мне уже опротивели мои комнаты с сундуками и сокровищами. Голоса моих служанок действовали на нервы. Они снова и снова говорили об одном и том же. Наконец их слова потеряли для меня смысл. Я устала от бесконечных сутр и монотонного голоса священника, устала от мыслей моего мужа (а он думал много, могу я сказать). Я устала от всего.
Кто-то снаружи поскребся о ширму. Мы с Онагой вопросительно посмотрели друг на друга. Дорожки все еще были занесены снегом. Кто бы это мог быть?
— Мама! — сказал голос.
Я улыбнулась. Наконец-то увижу новое лицо.
— Тамадаро, входи. — Ширмы с шумом отодвинулись, Тамадаро прошел в комнаты, оставляя за собой снежные следы. Его няня отряхнула свои платья и прошла следом.
— Моя госпожа, извините меня за то, что не предупредила вас о нашем приходе, но он настоял.
— Все в порядке, — сказала я ей. — Итак, дитя, ты наблюдал за вчерашним снегопадом?
— Да, — ответил он. — И позавчера тоже. Моя няня простудилась, поэтому она не хотела идти сюда, — няня отвернулась, не знаю, от смущения ли или еще по какой-то причине. Мой сын поклонился мне — в первый раз, как он вошел в комнату. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, мама?
— Да, я в порядке, — сказала я. — А ты?
Он подошел ко мне:
— Я хотел посмотреть на кроликов у лунного камня. Не оставили ли они еще следов на снегу.
Я повернулась к Онаге и сказала:
— Я иду на прогулку с Тамадаро.
— Мама! — воскликнул он. Его лицо светилось счастьем. — Вы пойдете со мной?
Онага отложила свое шитье.
— Моя госпожа, я уверена, что вам не стоит никуда идти. Господин, ваш муж, без сомнения, еще отдыхает и…
Я посмотрела на своего сына:
— Я думаю, мы прогуляемся по саду. Возможно, даже выйдем за его пределы.
— Что? — воскликнула Онага. — Наружу?
Я выдохнула:
— Да, Онага, наружу.
— А как же снег? Там везде сугробы, моя госпожа. Вы промокнете! Вас даже могут увидеть крестьяне!
— Возможно, — сказала я, — но на этот раз я собираюсь сделать то, что я хочу. Кому какое дело? — Вдруг я подумала, что сейчас говорю, как мой муж до того, как он ушел жить к лисам: небрежно, почти бесцеремонно и неуважительно к традициям. Но мне было удивительно хорошо. — Пожалуйста, принеси мои красные, подбитые ватой шелковые платья.
— Но они испортятся!