— Нет, не испортятся, — возразила я. — Они лишь намокнут, потом высохнут — и на них не останется разводов. Ты уберешь их в сундук, и я надену их в следующий раз.
— Да, но…
— Онага, — сказала я. Резкость в моем голосе удивила даже меня. — Подбитые ватой шелка!
Она достала платье из железного сундука, бормоча себе под нос:
— И зачем ей понадобилось надевать это, если ее все равно никто не увидит? Мне этого не понять!
Я хотела надеть красные шелка, потому что снег белый, и красные платья на его фоне будут яркими и горячими, словно огонь. И потому что я впервые пойду в сад со своим сыном. Потому что мне будет приятно. Я ждала, пока Онага надевала на меня платья. Когда она закончила, я протянула руку Тамадаро:
— Идем, дитя. — Его няня чихнула и поднялась. — Нет, ты останься, — сказала я ей. — Я сама присмотрю за ним.
Она села с плохо скрываемым вздохом облегчения.
Тамадаро взял меня за руку, и мы вместе вышли в сад.
Снег был глубоким, мне даже приходилось подбирать полы платья, как крестьянке, чтобы можно было идти. На мои бежевые хакама-штаны налипли снежинки. Тамадаро шел впереди, оставляя после себя тонкую дорожку.
Я никогда не видела, как он вел себя на улице. Сейчас он был как обыкновенный ребенок, увидевший новый снег. Он кидал снежки, прыгал вокруг меня, оставляя на снегу глубокие следы. Потом нашел палку и написал иероглифы на снегу, обводя каждый иероглиф по нескольку раз. Снег, день, кролик, мама, я. Он подпрыгнул и побежал по дорожке, которая вела к лунному камню.
На мгновение я осталась одна. Я не могу передать словами, как сладко пах морозный воздух, как красив был зимний сад. Наши дома были покрыты снегом, сквозь который из-под крыш пробивался дым и словно тучами повисал над зданиями.
— Вы идете? — позвал меня сын.
Я улыбнулась и пошла за ним.
Вся поляна была усеяна следами кроличьих лап, как неровные стежки швеи на белой материи. Тамадаро сел на корточки у лунного камня, увлеченно разгребая палкой снег у норы.
— Госпожа…
Почему я была не удивлена, услышав его голос? Я обернулась.
Человек-лис прислонился к столу дерева. Он был одет в красно-коричневые одежды с белой опушкой, все еще высокий и стройный, но теперь с седыми волосами. Его лицо кривилось от боли. Но он держался с достоинством. Я не знаю, почему, но мое сердце дрогнуло.
Тамадаро ничего не сказал, будто и не заметил присутствия этого человека. На мгновение мне показалось, что мне это снится. Но был день, светило яркое солнце, воздух пах сосной. Я знала, что все это реально, как и все его предыдущие визиты (неожиданно поняла я). Все время, которое я проводила с ним, было реальным.
— Господин. — Я слегка поклонилась и замолчала.
Он кивнул головой в сторону моего сына:
— Он хороший мальчик. Ты рада?
— Да, — ответила я. И на самом деле так было: я была счастлива. Тамадаро был хорошим ребенком.
— Я не ожидал, что увижу тебя еще раз, — сказал он. — Я пришел сюда, чтобы попрощаться с кроликами. Они были достаточно умны, чтобы пережить меня. Теперь все, что я могу сделать, это поздравить их.
Я шагнула к нему:
— Вы нездоровы?
— Да. — Он засмеялся. Смех перешел в кашель. — Я нездоров. Итак, маленькая обезьянка, что ты поняла в своей жизни?
— Я не обезьянка! — с возмущением сказала я. — Вы умираете?
— Смерть — это увлекательная привычка, которую мы можем себе позволить, как вылавливать блох или чесать за ушами. Скоро я уйду, чтобы сделать это в одиночестве. Но сначала я хочу рассказать тебе, что понял за свою жизнь. Я думаю, теперь мы можем быть друг с другом более откровенными, чем тогда, в первый раз, когда мы встретились.
— Честность — это не то, что объединяет мужчину и женщину, — сказала я.
— Не будь глупой! — огрызнулся он.
Я моргнула: он никогда не говорил со мной так резко.
— Вы читали мне стихотворения. Вы были добры ко мне. И мы сделали это. Что добавило бы честность в наши отношения?
— Кто знает? Но это не помешало бы, — сказал он. — Я думаю, что должен был рассказать своей внучке, как это было, когда я впервые увидел жену Кая-но Йошифуджи и полюбил ее. Возможно, тогда ей не пришлось бы пройти через то же, что и мне.
Он любил меня!..
— Возможно, каждый должен в своей жизни через что-то пройти, — медленно проговорила я. — Я… не знала…
Он улыбнулся.
— Ты не знала, что мы можем уберечь людей, которых любим, от того, через что прошли сами? Или ты не знала, что я любил тебя?
— Я полагаю, и то и другое, — сказала я.