Он вздохнул.
— Я уехал, а теперь я вернулся.
— Немногословно.
— Я скучал по тебе, жена.
— Ах, — сказала она, но ее голос стал более мягким, прощающим. Я не могла понять эту перемену. Что это было? Горе? Злость? Возможно, людям просто не хватало слов, поэтому они использовали другие знаки для настоящего общения, знаки, которые я не понимала.
— Пожалуйста, подойди ко мне, жена.
Он обнял ее: мягкий звук шелка о кожу. Через некоторое время я почувствовала их желание, как тонкий, едва уловимый аромат трав. Моя течка уже прошла, но все мое тело вдруг заболело от напряжения в мускулах — от желания.
Тогда мне не казалось странным то, что она хотела его несмотря на частые ссоры. Потом из своего опыта я узнала, что желание не зависит от каких-либо факторов. Теперь, когда я побывала женщиной, я не могу не удивляться, как им удавалось преодолевать непонимание и одиночество и всецело отдаваться друг другу. Возможно, они надеялись, что секс снова объединит их. Возможно, так и было.
Тогда чего же я хотела от него? Все, что я тогда знала о близости, — это спаривание с Братом и Дедушкой; тепло моей семьи, когда они прижимались ко мне, свернувшись в норе; мгновение, когда я лежала у сердца Йошифуджи. Я хотела ощутить его дыхание, его тело так же близко, как тогда. Любое пространство между нами было слишком велико.
Я запрыгнула на веранду.
Боясь вздохнуть, я прокралась через чудные маленькие комнатки и коридорчики, через экраны и занавесы, туда, где находились Шикуджо и мой господин.
Зашуршал шелк. Потом Йошифуджи гортанно засмеялся и сказал:
— Возможно, из-за слез, — сказала она. Снова поэзия, но она понимала, что он хотел этим сказать.
Меня вдруг как будто ударили, так сильно, что я упала на землю: я никогда не смогу стать такой, как они, я всегда буду за пределами их мира. И дело не только в поэзии: было множество других вещей, которые, что бы я ни делала, как бы я ни старалась, я не могла понять. Я была всего лишь лисой.
Я помню, как бежала в темноте к нашей норе. Мне нужен был Дедушка, который спокойно сидел и вычесывал задней лапой из-за уха блох. Я зарычала и кинулась на него, повалив его на спину. Я кусала его везде, где могла, но надеялась дотянуться до горла. Я хотела убить его.
— Как ты мог сделать это? — кричала я на него. — Ты знал, что это безнадежно. Ты знал это.
— Заткнись! — зарычала на меня Мать и укусила за ногу. — Ты убьешь нас всех!
Дедушка перекатился наверх, и они с Матерью прижали меня к земле.
— Убей меня или прогони, — Дедушка задыхался, — но не сейчас и не из-за этого. Послушай меня.
Я постаралась успокоиться, унять бьющую меня дрожь. Мать слезла с меня и принялась зализывать ободранный бок.
— Он человек, — сказал Дедушка. — Ты лисица. Чего ты ожидала? Ты пахнешь мускусом, переносишь на себе паразитов и гадишь где захочешь.
— Ты знал, что у меня нет надежды!
— Я думал, что ты сама это поймешь.
— Я больше не могу так жить, — сказала я. — Я умру!
— Есть одна вещь, которую мы можем сделать, — вдруг сказала Мать.
— Сумасшедшая лиса! — зарычал на нее Дедушка, и она втянула голову в плечи.
— Что? — спросила я ее, не обращая внимания на злость Дедушки.
— Магия, — сказала она.
Я все еще дрожала, но уже перестала пытаться сделать им больно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она хочет сказать, что ты можешь принять человеческий облик, — вдруг устало сказал Дедушка.
— Это возможно? — спросил Брат. — Это не просто сказки?
— Однажды я это уже делал.
— Тогда почему ты не рассказал мне об этом? — в отчаянии воскликнула я.
— Я бы вообще тебе ничего не рассказал, — прорычал он. — Ты лиса, маленькая и глупая. Кем еще ты можешь быть? Ты можешь поменять свой облик, но все равно останешься лисой.
— Помоги мне, — прошипела я. — Или я убью тебя и умру сама.
— Я думаю, тебе придется научиться всему самой. Но мы все вместе станем людьми.
— Подождите! — Брат настороженно прижал уши. — Зачем мне становиться человеком?
— Мы все станем людьми, — сказал Дедушка.
— Я могу уйти, — сказал Брат. — Я уже взрослый. Я должен уйти, найти свою территорию, самку.
— Ты должен, — сказал Дедушка, — Но ты не сможешь. Твоя судьба связана с ее судьбой. И такая же запутанная. Мы все станем людьми.
Мать перебила его:
— Мы должны это сделать. Потому что люди так одиноки. Мы будем нужны друг другу, чтобы не умереть от одиночества.