— Почему я должен делать то, что нужно ей? — спросил Брат Дедушку.
— Потому что когда-нибудь это будет моя стая, — прорычала я.
— Но пока она моя, маленький сосунок!
— Почему не моя? — спросил Брат. — Она слишком неосторожна!
— А ты слишком осторожен, — сказал Дедушка. — Ее любопытство и отвага помогут ей выжить, тогда как твоя осторожность погубит тебя.
— А если бы я стал смелее?
— Тогда бы ты перестал быть самим собой.
— Ты говоришь это, а потом заставляешь становиться человеком? Тогда я буду самим собой?
— Молчи! — прорычал Дедушка.
— Я знаю себя: я — лис. У меня есть Сестра — или была до того, как она сошла с ума, — у меня в распоряжении целый лес, полный пищи, запахов и приключений. С какой стати я должен променять это на то, чтобы стать человеком?
— Быть человеком — значит иметь вещи, которые мы даже не можем себе представить, — сказал Дедушка. — Их магия — в том, что они всегда могут видеть сквозь то, что есть. Это делает твоя сестра, когда мечтает о Йошифуджи.
Я задрожала, несмотря на теплую ночь.
26. Дневник Кая-но Йошифуджи
После секса мы с женой пошли в мои комнаты, где я переодел свои (дважды грязные) дорожные одежды, и мы пошли к беседке у озера. Вечернее небо над горами было цвета лилий — золотого и персикового, с темными пятнами облаков.
Большая форель застыла в воде, похожая на поросший мхом камень. Стрекозы летали низко. По воде пошли круги: рыба выпрыгнула, поймала стрекозу и снова исчезла. Это случилось так быстро, что человек даже не успел бы сделать вдох. Повсюду хищники: мне никогда не нравилась форель.
— Посмотри! — вдруг закричала Шикуджо.
— Что? — Если бы она не была моей женой и если бы я ее не знал много лет, я подумал бы, что она завизжала.
— На другом конце озера! Видишь?
Я всмотрелся в кишащую насекомыми темноту.
— Вижу какие-то сорняки, часть тысячелетнего дуба и мост над ручьем. А что я должен увидеть?
— Животное! — Ее губы побелели, она выглядела так, будто готова была упасть в обморок. — Лиса!
Хрупкий мир, который воцарился между нами после близости, треснул.
— Снова лисы? Они никогда не подходят так близко к людям… — Я вспомнил лису, уснувшую у меня на груди, и замолчал.
— Но они подошли! — Она выглядела так, будто на ее глазах обрушилось небо. Ее голова была запрокинута, из глаз по щекам струились слезы. Слова лились из нее потоком. — Мне очень жаль! Но они наблюдали за нами. За мной, когда тебя не было. Я стояла у себя в комнате, в темноте и видела их. Их уши и грудь белели в свете луны — их было нетрудно заметить. Однажды утром на веранде я увидела грязные следы рядом со столиком для письма. Зачем им смотреть за нами, если им не нужны наши души?
— Ну… — протянул я тупо.
— А ты, мой господин! Я просматривала твои бумаги и нашла…
— Ты читала мои письма?
— И нашла рисунки и стихи. О лисах! Может, из-за тебя они охотятся за нами, из-за твоей плохой кармы?
— А как насчет твоей кармы? Что заставляет тебя вести себя так странно? Ты говоришь так, будто все здесь зависит только от меня.
Неожиданно для меня она покраснела.
— Прошу тебя! Ради моего спокойствия, найди лисью нору и убей их.
— Мне очень жаль, но я не стану убивать, — сказал я.
Как я могу убить их, если даже не могу понять, что меня так в них притягивает? Мне жаль Шикуджо, но я очень зол, меня обижает ее боль, ее нежелание притвориться, что все в порядке.
Шикуджо встала.
Я долго сидел один в темноте, но так и не увидел лис.
27. Дневник Кицунэ
Брат и Мать лежали около норы. Я собиралась стать женщиной и сделать так, чтобы Йошифуджи меня полюбил. Но пока я могла лечь рядом с лисами и на некоторое время забыть о муках, которые преследовали меня.
Я говорю «небо», как будто это всего лишь вещь, когда небо — это больше, чем пространство. С каких пор я стала замечать такие пустяки? Что я видела, когда смотрела на небо? Я пыталась объяснить свое замешательство семье, но меня поняла только Мать. Она даже перестала грызть обглоданную оленью ногу, которую подобрала в лесу.
— Да, — сказала она. — Видеть небо — это все равно что видеть дыру.
— Любой может увидеть дыру. Небо? Там нечего смотреть, — сказал Брат раздраженно. В последнее время он стал нетерпимым.
Мать повела мордой в сторону бамбукового забора, в котором была такая дыра, что лиса легко могла бы пролезть в нее.