Люди с шумом и криком проносятся мимо меня. Во дворе у входа слышится скрип телег, шлепанье ног по грязи. Конюх берет под уздцы лошадь, я неуклюже соскакиваю на землю. Спина болит, когда я наклоняюсь, чтобы снять с ног чехлы, которые защищали одежду от грязи. Я иду назад, откуда приехал, мимо кареты жены, сына, мимо золотистого цвета вола, которого мы взяли с собой на счастье, мимо груженных сундуками, корзинками и коробками телег — назад, к разрушенным воротам. Крестьяне на поле все еще наблюдают за нами. Увидев меня, они надевают свои широкополые соломенные шляпы и принимаются за работу.
От ворот почти ничего не осталось, лишь куча поросших мхом бревен. Бревна, мох, трава вокруг — все покрыто росой и отражает серое небо. Кажется, это место следит за мной в полной тишине, которую только подчеркивают крики слуг из конюшни.
Я не могу пройти через ворота. Зато могу перешагнуть через них. Придерживая полы платья, ступаю на бревно. Красно-коричневая вспышка под ногами заставляет меня отшатнуться. Когда мне удалось восстановить равновесие, это — что бы оно ни было — уже исчезло. Только шорох высокой густой травы подтверждает, что это было на самом деле.
Мне кажется, будто сам воздух наблюдает за мной.
На холме я вижу дом с черепичной крышей. Многие стены отсутствуют, крытые переходы от дома к дому выглядят безопасными, но кое-где отвалилась черепица, они поросли мхом, сквозь полы и крыши пробиваются сорняки.
Это мои ворота, мой забор, мой дом: беспорядок, в котором все находится, — моя вина. Жена в тесной карете, сын, нетерпеливый от усталости и скуки, одиночество этого заброшенного места, моя неспособность или нежелание принять правила утонченной жизни, которые позволили бы мне остаться в столице, — моя вина.
Если бы я знал, что мне еще придется сюда вернуться, я бы получше присматривал за имением.
6. Дневник Шикуджо
В этой неразберихе с переездом потерялась черная эмалевая дощечка для письма с бумагой Мичино-ка и любимая кисточка.
Быть запертой в маленькой карете в течение многих дней — это выматывает и раздражает. Даже несмотря на то, что у кареты хорошие рессоры, а походка волов гладкая и неспешная, трясет так, что ни мягкая обивка, ни многочисленные платья не могут уберечь от синяков.
Иногда нам негде было остановиться на ночь. Приходилось спать в заброшенных полуразвалившихся хижинах. Служанки пытались сделать наше пребывание там более комфортным, но ничего не получалось — сам воздух пах плесенью. Еще хуже, когда нельзя было ехать из-за плохой погоды и нам приходилось целыми днями оставаться в этих неприветливых местах.
В деревне тихо, далеко позади остались крики продавцов и грохот проезжающих по улице карет. Я бы никогда не подумала, что по этим вещам можно скучать, но, как оказалось, можно. Я скучаю.
Всегда тяжело переезжать в незнакомое место, но еще тяжелее возвращаться в свой старый дом. Он так сильно изменился с тех пор, когда мы были здесь последний раз! Утки свили гнезда в моих комнатах, грязных и пыльных. Даже воздух в них спертый, нежилой. Все то, чем я любовалась в саду, либо в беспорядке, либо погибло. Воспоминания о том, что здесь было раньше, лишь усиливают тоску.
Я вдруг оказалась так далеко от своей семьи. Даже муж и сын не могут смягчить боль разлуки с родителями. Здесь сложно не быть одинокой.
И, конечно же, страх. Страх перед природой. Здесь может произойти все что угодно.
Я рассказала о своем страхе Онаге. Она только фыркнула: «Все что угодно? Это здесь-то? Когда столица так и кишит бродягами и ворами, купцами, которые постоянно обвешивают? Город полон зла, госпожа!»
Конечно, она права, но здесь мне все равно неуютно и страшно. Я даже не знаю, какие силы управляют этим местом.
7. Дневник Кая-но Йошифуджи
Я весь промок, когда наконец вошел внутрь. На одном из мостов над прудом не хватает досок, в целях безопасности мне пришлось обойти вокруг, и я наступил в лужу, скрытую за камышами.
— Мой господин! — Хито положил перед плотником ширмы, чтобы он починил их и чтобы было чем закрывать дом, и засуетился вокруг меня. — Господи, вы промокли до нитки! Снимите скорее эту одежду!
— Я в порядке. — Я снял деревянные башмаки и сел на веранду. — Хито, ты напоминаешь мне мою старую няню, когда я был в таком же возрасте, как Тамадаро. Она говорила со мной таким же тоном, как ты сейчас.
— А ваши сендан-сиреневые шелка! Они тоже мокрые! И на них везде зеленые пятна!