Сам пояс был очень красивый: серебристая парча с вышитыми на ней узорами в виде облаков и осенней травы. Как-то вечером, когда я чувствовала себя нехорошо и легла спать, щенок нашел его и погрыз. И хотя пояс за ночь восстановился, я была очень расстроена. Йошифуджи подарил мне его, но я была настолько безразличной, что не смогла увидеть в нем ничего больше, кроме того, чем он был — простым поясом.
Мне не нравился щенок, но по крайней мере он был настоящим и заботился обо мне. Я не могла не замечать этого.
32. Дневник Шикуджо
Спокойствие лучше всего. Я всегда старалась воспринимать случившееся спокойно, каким бы оно ни было — хорошим или плохим.
Счастье — одно из самых приятных чувств, поэтому и самое опасное. Стоит однажды почувствовать себя счастливым, и ты будешь делать все для того, чтобы поддерживать это чувство, а потеряв его, будешь тосковать.
Сожаление и грусть. Кто-то грустит об умерших, кто-то — о забытых друзьях, кто-то — о потерянных вещах. Несколько лет назад я потеряла дощечку для письма. И даже теперь иногда вспоминаю о ней и жалею…
Но злость неприемлема. Это как сумасшествие, которое вызывается жестокостью и пренебрежением других людей. Нет, это не так. Я говорила с принцессой о злости, и я поняла, что причина злости — в беспомощности. Если бы я более спокойно ко всему относилась, мне были бы безразличны и жестокость, и пренебрежение других людей по отношению ко мне.
Но в этом мире нет силы. Мы словно пух одуванчика на осеннем ветру: нас несет туда, куда подует ветер, пока, наконец, мы не упадем в соленое море или на голые скалы. Значит ли это, что люди постоянно чувствуют злость?
Значит ли это, что я зла? Я ненавижу это чувство и пытаюсь с ним бороться при помощи других, более простых ощущений: нежный запах тигровых лилий, рубиново-красный цвет ягод рябины, насыщенный запах ямса. Успокоиться довольно легко, если стараться меньше думать.
33. Дневник Кицунэ
Когда я была беременна, у меня возникали проблемы со сном: подолгу не могла уснуть. Мне было неудобно: мой живот был слишком большой, чтобы я могла спать в каком-либо другом положении, кроме как на боку. Каждый раз, как я хотела перевернуться, мне приходилось полностью просыпаться, чтобы аккуратно переместить свое тело в новое положение. У меня постоянно болела спина. Через некоторое время начала болеть и грудь. Моего мужа рядом со мной не было (он отправился в путешествие с Братом, но кто мог знать, куда и насколько?); Мать оборачивалась лисой и убегала в лес каждый вечер; Дедушку тоже было трудно найти, наверное, он охотился. Я наблюдала за своими служанками, которые оставались со мной и шили платья на зиму, и все думала о поэзии.
Когда мы были лисами, иногда мы притаскивали кости, такие же большие, как мы сами, из трупов убитых крупными хищниками животных. Мы знали, что там внутри еще оставался костный мозг. Мы грызли их, когда нам больше нечего было делать, каждый раз надеясь, что сейчас наконец кость треснет и мы сможем добраться до ее содержимого. Мои размышления о поэзии были чем-то похожи на это, только кость никак не хотела треснуть. Я засыпала с мыслями о поэзии, но даже во сне продолжала думать о ней.
Иногда мне снилось, будто я хожу по лесу. Там были арки, как в храме Инари, но они были такими высокими, как самые высокие кедры, они светились и блестели холодным темно-синим светом. Я встала под первую арку и услышала, как она плачет. Я посмотрела вверх и увидела большие темные пятна на ее светящейся поверхности. Одно из них бросило шелковую веревку, когда я проходила под аркой. Это был паук, такой же большой, как лиса. Его глаза были золотыми: иероглифы светились на их поверхности. Это были стихи, которые я никак не могла прочитать. Паук сел мне на плечо. Я услышала голос. Я думаю, что это говорил паук:
— Дом — это паутина между нами.
Я ничего не почувствовала, когда он впился в мое плечо, разрывая плоть. Я побежала вперед, к первой арке.
Я не удивилась, увидев там лунных лисиц. Перед ними стояли две чаши, как тогда — перед статуей богини Инари: в одной была чистая вода, в другой — вареный рис.
— Итак, маленькая женщина-лиса, — сказала одна из лис (или сразу обе) голосом (или голосами), словно серебряный колокольчик, дрожащий от удара грома. — Кто же ты? Женщина или лиса?