Выбрать главу

Кромарти не выказал энтузиазма, он просто сказал себе, как часто говорил прежде, что должен исполнять условия договора с зоологическим садом до тех пор, пока сад исполняет свои, и что в данном случае условия контракта не нарушены.

Однако, вернувшись к себе в клетку и увидев по соседству чернокожего мужчину, — тот чистил черную шляпу — Кромарти с трудом сообразил, что это и есть новый экспонат, о котором говорил ему смотритель. Этот угольно-черный негр был веселый малый. На нем была полосатая, розовая с зеленым, рубашка, костюм горчичного цвета и добротные кожаные ботинки. Когда Кромарти появился, он повернулся к нему и сказал:

— Прибыл знаменитый инвалид. — Затем подошел к решетке, разделявшей их и продолжил:

— Позвольте мне поздравить вас с возвращением в жилище, которое носит теперь название «Человеческий дом». Возьму на себя смелость представиться — Джо Теннисон. Я искренне рад познакомиться с вами, мистер Кромарти, и счастлив, что мой сосед — человек!

Кромарти сухо поклонился, вежливо сказав «добрый день», но негр вовсе не был обескуражен и снова приблизился к решетке между их клетками.

— Теперь весь этот мусор собираются выбросить, — пояснил негр, указывая на шимпанзе, находившегося за спиной у Кромарти. — Этих милых зверушек больше не будут держать вместе с нами; иначе они откусят нам всем пальцы.

Кромарти повернулся и взглянул на шимпанзе. Это животное всегда казалось ему довольно симпатичным, но теперь, когда его новый сосед Теннисон заговорил с ним, маленький уродливый зверь стал ему еще милее. Право же, он куда охотнее увидел бы сейчас на прежнем месте старого орангутанга, чем своего соседа, этого несносного болтливого парня, снисходительно поглядывавшего на животных.

С минуту Кромарти оставался в недоумении и не знал, как прервать поток слов Теннисона. Он слушал его молча, а через некоторое время с облегчением вздохнул, увидев Коллинса с рысью, которую поместили в ее старую клетку в «Кошачьем доме», когда Кромарти был ранен.

Радость друзей, вновь оказавшихся вместе, была безгранична, и каждый проявлял ее сообразно своему характеру. Сначала рысь прыгнула на Кромарти так стремительно, будто хотела сбить его с ног, затем начала громко мурлыкать и тереться о него, вертясь вокруг, и наконец прыгнула прямо на руки своему другу, облизала ему лицо и волосы, на минуту свернулась, словно собралась уснуть, но тотчас же спрыгнула вниз. Затем она стала бегать по клетке, обнюхала углы, вскочила на стол и решила, что все обстоит вполне благополучно.

Когда Джо Теннисон окликнул ее, рысь прошла мимо, даже не взглянув на него, так же, как и ее друг, ибо, как только Кромарти услышал, что негр снова обращается к нему, он покачал головой и прошел в свою спальню. Однако там он призадумался над тем, что этот негр станет теперь его компаньоном и соседом на многие годы, и он не сможет убегать всякий раз, когда тот заговорит с ним. Ему необходимо внушить Теннисону уважение к себе, не сделав его своим врагом, но в ту минуту Кромарти не представлял себе, как он этого добьется. Пока же он взял книгу поэм Уэйли, переведенных с китайского[41], и с нею вернулся к себе в клетку; затем сел и начал читать:

Этот зверь обитает в густых лесах, за высокими холмами, Или в расселинах среди острых, обрывистых утесов; Осторожны и ловки его повадки, ум изворотлив; Движенья быстры, Приспособлены ко всякой надобности, Карабкается ли он по высоким стволам деревьев Или качается на длинной ветке. Перед ним темные глубины неизмеримого потока, За ним — молчаливые ущелья одиноких гор. Ветки и прутья — его качели, По гнилым сучьям переправляется он через Опасные места; скачок за скачком, Будто мотылек, порхающий в кронах деревьев. Иногда он бродит с больным рассеянным видом, Затем внезапно появляется, Сияя от радости. Он прыгает вверх, Становится на дыбы, потом удирает. Он показывает когти, скалит острые зубы, Танцует на глине, вязкой и хлюпающей, Внезапно поворачивается и легко проходит мимо… О, каким языком можно рассказать О всех его штуках? Увы, есть то, что Роднит его с племенем людей: их сладость — его сладость, Их горечь — его горечь. Он любит сахар из отстоя Пивных дрожжей на дне ушата; И если там, где он пройдет, вина оставят люди, Бежит он к чаше И жадно пьет! Потом шатается, ослепший и тупой, Мрак опускается перед его глазами. Он спит и ничего не знает. Тогда охотники, схватив его за гриву, Привязывают на веревку и ведут дамой, Чтобы оставить в стойле или во дворе, И днями напролет толпа зевак Глазеет на него, раскрывши рот.
вернуться

41

Речь идет о переводе произведения китайского поэта Ван Шу-чженя, выполненном известным английским синологом Артуром Уэйли (псевдоним, настоящее имя — Артур Дэвид Шлосс, 1889–1966). Переводы А. Уэйли с китайского и японского значительно повлияли на поэтическое творчество ирландского поэта У. Б. Йейтса и американского поэта Эзры Паунда. В авторском примечании к первому изданию своей книги Дэвид Гарнетт отмечал: «Я должен поблагодарить м-ра Артура Уэйли за предоставленное разрешение процитировать отрывок из его перевода стихотворения Ван Шу-чженя, который был опубликован в сборнике «Храм и другое стихотворения» издательством «Аллен и Ануин».