— Это невозможно; не видеться гораздо хуже, — сказала Жозефина.
Теперь они сообразили, что несколько человек вошли в «Обезьяний дом» и боялись приблизиться и прервать их разговор.
— Как все это ужасно! — воскликнул Кромарти. — Как ужасно, будь оно проклято!
После таких слов Жозефина ушла. Кромарти вернулся назад и сел, но в следующую же минуту услышал громкий голос соседа:
— Извините меня, сэр. Простите, что я вмешиваюсь, но, как я понял, вашу приятельницу зовут Жозефина. Какое удивительное совпадение! Представляете, мое имя — Жозеф; вот так: Жозеф и Жозефина!
Если, услышав это замечание, Кромарти и поощрил Теннисона к продолжению, то сделал это чисто случайно. На минуту он почувствовал боль, но заставил себя остаться на месте.
— Вы интересуетесь девушками? — спросил негр. — Они приходят и глазеют на меня с самого утра, ха-ха-ха!
— Нет, не интересуюсь, — ответил Кромарти.
Никто не усомнился бы в этом, услышав его пронзительно-искренний голос.
— Рад слышать это, — сказал Теннисон, сразу приобретая прежнюю развязность манер. — Это так же, как у меня, так же, как у меня. Я совершенно не интересуюсь женщинами. Кроме моей бедной старой мамы, моей бедной старой мамы, она была лучше всех, лучше всех. Мать — лучший друг, на всю жизнь, лучшего друга не найти. Моя мать была невежественна, не умела ни писать, ни читать, но она знала Библию наизусть, и я впервые узнал об искуплении из ее уст. Когда мне было пять лет от роду, она научила меня молитвам, и я повторял их за нею слово в слово. Она была лучшим другом, какой когда-либо у меня был. Но другие женщины — нет, сэр! Я не привык к ним. Они — лишь искушение в жизни мужчины, их цель — заставить мужчину забыть о своем истинном предназначении. И что самое ужасное — чем больше вы их отвергаете, тем больше они за вами бегают. Это факт. Нет, мне гораздо лучше и безопаснее здесь, взаперти, рядом с вами, за решеткой и проволочной сеткой, которые помогают защититься от женщин, и я предполагаю, что вы испытываете те же чувства, что и я. Неправда ли, мистер Кромарти?
Кромарти внезапно поднял голову и посмотрел на человека, который обращался к нему.
— Кто вы? — спросил он, дико уставившись на негра. Он повернулся, пошел к себе в спальню и там лег, чувствуя себя совершенно опустошенным.
Он был еще очень слаб после болезни, и от духоты «Обезьяньего дома» у него разболелась голова. Каждую минуту он должен был стараться не терять самообладания, и это становилось все труднее и труднее. Все чаще и чаще он ложился на постель в спальне и начинал безудержно плакать. И хотя после он смеялся над собой, слезы облегчали его душу, делали его мягче, и ему хотелось плакать еще.
Невзгоды и волнения внешнего мира теперь мало беспокоили Кромарти. Он не мог не думать все время о Жозефине.
Ему так долго казалось, что множество неодолимых препятствий отделяет его от счастья с Жозефиной, что пребывание в зоологическом саду только упрощало его положение. Но теперь, когда он чувствовал себя таким слабым, ему было особенно тяжело, и более всего сейчас, когда он задумался о том, что они с Жозефиной все же могли быть счастливы вместе, хоть на короткое время.
Он знал, что они оба слишком горды для того, чтобы терпеть друг друга слишком долго, но разве они не могли быть счастливы неделю, месяц или год?
Возможно, могли бы, но, как бы то ни было, этому не суждено было случиться, и вот он заперт в клетке вместе с негром, поджидающим его, чтобы наболтать побольше всякого вздора, испытывая его терпение.
Но когда Кромарти взял себя в руки и вошел в клетку, Джо Теннисон не обратился к нему, то есть не обратился к нему непосредственно. Он был так же назойлив, как и всегда, но действовал по-другому. Кромарти сел и начал читать, две или три минуты посетителей не было, и он услышал, как негр бубнил себе под нос, поглядывая на соседа:
— Бедняга! Бедный малый! Женщины делают из человека тряпку, да, они это умеют. Я-то через это прошел… Я знаю об этом все. О, к счастью, да… Любовь — это дьявол! А этот бедняга, конечно, влюблен. Никто не приведет его в чувство. Никто не сможет ничего изменить, кроме той, что смутила его сердце. Я ничем не могу ему помочь, разве только ничего не замечать.
Тут Теннисона отвлекло появление новых посетителей, остановившихся около его клетки, но Кромарти применил к негру тот же метод, что и к публике. То есть он просто его игнорировал: старался не глядеть на него и не слышать его слов.