— Ты абсолютно права. Так поступила бы сильная женщина, которой до лампочки мнение окружающих. Ваше здоровье.
Наутро я проснулась с мучительным чувством, что совершила какую-то глупость. На подушке валялся блокнот. Некоторые люди подшофе начинают звонить всем подряд. Меня же переполняют глубокие мысли и одолевает писательский зуд. Я изливаю на белый лист рассуждения о смысле жизни и уделе человеческом. Иногда даже в стихотворной форме.
На трезвую голову моя писанина неизменно оказывается жалким нытьем, которое заставляет досадливо морщиться. И это только фрагменты, поддающиеся расшифровке.
Я опасливо открыла блокнот. Первую страницу покрывали неразборчивые каракули, достойные восьмилетнего ребенка. «Бла-бла-бла. Я никого больше не полюблю. И бла-бла-бла. Как я люблю тебя? Считай. Во-первых… О, бла-бла-бла. В чем смысл делиться сокровенным? И бла-бла-бла. Эта единственная, бесценная жизнь».
В первую секунду я была приятно удивлена. А ведь не так уж и плохо! Но потом я вспомнила, как сидела до двух часов ночи, пила вино, обливалась слезами, раз за разом заводила песню Кэнди Стейшн[11] «Свободные юные сердца» и декламировала вслух романтическую поэзию Элизабет Баррет Браунинг. Расплывшиеся строчки представляли собой монструозный гибрид одного и другого — наподобие результата экспериментов Джеффа Голдблюма в фильме «Муха».
Я перевернула страницу. Вот оно. Набор закорючек, которые при ближайшем рассмотрении оказались черновиком «самого трудного письма в моей жизни».
«Дорогая миссис… мне оч. жаль, что именно я приношу вам это известие. Дело в том, что… ваш мужполныйУРОД. Я его люблю. ЯЕГО-ЛЮБЛЮ. НЕНАВИЖУ ЭТОГО КОЗЛА. ЛЮБЛЮ. НЕНАВИЖУЭТОГОЧЕРТОВАКОЗЛА».
В течение следующих нескольких недель доктор Дж. с кропотливостью истинного археолога просеивала и анализировала содержимое моей головы. Иногда я замыкалась в себе. Иногда спорила. Однако, по большей части, мне приходилось с ней соглашаться. Она обладала уникальным даром: не просто видела неприглядную правду, но излагала ее в таких выражениях, которым было нечего противопоставить. Я начала понимать, что именно в этом разница между психотерапией и дружескими посиделками. В обычной жизни, когда кто-то вас критикует, вы инстинктивно обороняетесь — порой даже не сознавая этого. А во время общения с психологом становится очевидно, что, хотя защитные механизмы необходимы для нормальной жизни, их использование вовсе не означает, что правда на вашей стороне. До меня мало-помалу дошло, что наши отношения с Кристианом — вовсе не величайшая история любви, как я раньше, по глупости, считала. Каждый из нас вел себя эгоистично, у каждого из нас в голове творилось черт знает что. Я также поняла — и это было особенно мучительно, — что только женщина с низкой самооценкой, которая сама себе не нравится, могла загнать себя в такую ситуацию. Но, несмотря на все свои открытия, я по-прежнему думала о Кристиане день и ночь. Я скучала по нему, даже понимая, что это неправильно. Я не могла бросить эту дурную привычку. В целом я чувствовала себя лучше, но до полного излечения было еще далеко.
Не скажу, что я особенно рвалась на вечеринку Луизы и Скотта. К тому же они четко дали понять, что намерены сосватать мне кого-то из своих приятелей-врачей. А я уже знала, что эти приятели все как один застенчивы и неуклюжи. До обаятельных ординаторов и интернов (не верится, что это актеры), населяющих американские телесериалы, им было как до Луны. При том, что эти парни, как и Скотт, работали в окруженном романтическим ореолом отделении «скорой помощи». Тем не менее я заставила себя вымыть голову и влезть в вечернее платье. По крайней мере, общение с новыми людьми отвлечет меня от бесплодных размышлений о Кристиане и Шарлотте.
Дом Луизы и Скотта находится в сонном тупичке в конце переулка. По-моему, для их маленькой семьи такие хоромы великоваты. Четыре спальни, кабинет, огромная кухня-столовая (агент по недвижимости утверждал, что нигде больше такой не видел). Из окон открывается вид на луг, где местные ребята играют в «догонялки с поцелуями», если современную молодежь еще интересуют столь невинные забавы. По воскресеньям жители этого тихого района драят свои автомобили и подстригают газоны. Иногда эта мещанская благодать вызывает у меня отвращение. А порой — и в последнее время все чаще — я мечтаю поселиться здесь со своим собственным семейством. И пусть мытье машины и стрижка газона станут самыми захватывающими событиями в моей жизни.
Луиза встретила меня приятным сюрпризом. Прямо на пороге, держа в руках поднос с бокалами шампанского, она прошипела: