— Обними же меня крепче! Поцелуй меня! — Я чуть с кровати не упала от неожиданности, если можно так выразиться, услышав его голос, зато сразу почувствовала себя чуть ли не хозяйкой положения.
— Куда уж крепче-то? — ввернула я, вложив весь сарказм, на какой только была способна, в эту реплику.
Наконец я могла выразить свое сопротивление, хоть так. У меня сразу стало легче на душе, и я почувствовала себя немного сильнее.
Ни секунды я не собиралась шевелиться ради него. Не сделаю ни одного движения, пусть он хоть треснет. Вдруг мне вспомнилась дурацкая фраза, не то шутка, не то анекдот: «По улице летели два крокодила. Один зеленый, а другой в аптеку».
Эта бессмыслица, как заноза, засела у меня в мозгу. Я повторяла ее раз за разом, напоминая самой себе испорченную пластинку: «По улице летели два крокодила. Один зеленый, а другой в аптеку».
Наконец его грязное дело было окончено. Хвала господу, он оказался не из тех, кто не может кончить часами. Он вынул из меня свой проклятый агрегат, схватил меня за руку и потянул к своему члену. Я содрогнулась при одной только мысли, что мне придется дотрагиваться до него: это была самая большая мерзость, самое отвратительное, что я когда-либо видела в жизни. Он стал толкать мою голову вниз. Но вдруг, к моему величайшему облегчению, взглянув мне в глаза, передумал и решил оставить меня в покое.
— Что ты такая зажатая-то, я не понял? — произнес он и наконец-то отпустил меня.
— Покажи мне хоть одну женщину, которая не будет зажатой, когда ее насилуют. Теперь я свободна?
— Я провожу тебя. Сейчас сполоснусь только, а потом отвезу тебя домой, — сказал он таким тоном, как будто ничего не случилось и мы только что провели чуть ли не лучший вечер в нашей жизни.
— Не беспокойся, — пробормотала я и, пока он был в ванной, дрожащими руками нашарила у него в джинсах ключ, открыла дверь и выбежала на улицу.
В такси я немного расслабилась, но так и не смогла осознать до конца, что со мной произошло. У меня это не только в голове, это нигде не укладывалось. К этой мысли невозможно было привыкнуть.
Попав в свою квартиру, я тут же заперла дверь на все замки, которые только на ней имелись. Оранжевая блузка, черная юбка, лифчик, трусы и колготки сразу отправились в мусорное ведро. Я распустила волосы, залезла в ванну и стала оттирать себя под душем изо всех сил. Я чувствовала себя униженной и оскверненной. После душа я выхватила бутылку виски из холодильника и глотнула прямо из горлышка. Приторная жидкость обожгла мне носоглотку и горло, но немного успокоила нервы. Я чуть-чуть расслабилась. Нет, плакать мне не хотелось. Меня переполняло желание отомстить. Я попыталась заснуть, но не смогла. Месть — это единственное, чего мне сейчас хотелось, это единственное, что могло меня успокоить.
3
Я никому не могла рассказать о происшедшем. Пожалуй, единственным человеком, способным меня понять в такой ситуации, была Эстрелья. Следующим вечером я пригласила ее на стаканчик хорошего вина и с ходу рассказала обо всем. Ее глаза, и прежде круглые, стали совсем выпученными. Когда я закончила говорить, она попыталась меня утешить:
— Послушай, ты даже представить себе не можешь, как я тебя понимаю. Это ужас! Ты уже сходила к врачу-то?
— Да, была сегодня. Слава богу, этот подонок ничего мне не сделал. Результаты мазка будут готовы на следующей неделе. Только бы не подцепить ничего от этого придурка.
— А почему ты не сделала этого сразу? А в полицию почему не позвонила? Надо заявить на него!
— Эстрелья, не забывай, я же была одна в этой проклятой квартире… идиотка законченная. Сама себя бы и выставила дурой. Шалава — она и есть шалава. Что бы я им сказала? Что он меня изнасиловал? И где? В своей же собственной квартире. А как я туда попала? Меня туда силком никто не тащил, я туда, дура, своими ножками притопала. К тому же тогда об этом все бы узнали. И растрезвонили бы на весь мир. Но хуже всего другое. Если бы задержали его, этого паскудника, а потом сразу отпустили, кто знает, не случилось бы со мной тогда чего похуже. Мне до сих пор думать об этом страшно. Или избили бы меня на улице, он с дружками, или опять изнасиловали. Нет, это было бы почти бесполезно. Теперь я хочу только одного: отомстить ему за себя. Извести его, в смысле, психически, пусть понервничает парень, хоть какое-нибудь время.