Безбородко даже брови не повел в ответ на эту тираду.
— Мне также дано поручение проследить за тем, чтобы вы как можно дольше избегали любого столкновения с турками.
— Итак, короче говоря, мы не должны объявлять туркам войну?
— Нет.
Потемкин широкими шагами принялся расхаживать взад и вперед по комнате.
— Конечно, в Петербурге весьма сожалеют, что выдающийся полководец опять упускает удобный случай одержать победу, — с уничтожающим ехидством присовокупил теперь статс-секретарь.
Остановившись на мгновение, Потемкин пристально посмотрел на него, затем подошел вплотную и крепко хлопнул его по плечу.
— Вы намекаете на орденскую ленту святого Георгия, — произнес он с холодным спокойствием, — которой у меня нет и которую полководец может получить только в случае какой-нибудь решающей победы. Будьте покойны, князь, и не забудьте сказать своим друзьям в Петербурге, что я буду вести войну с турками именно потому, что у меня нет еще орденской ленты святого Георгия, и буду бить их так основательно, что в России не останется ни одного человека, который не признал бы, что я по праву ее заслужил. Прощайте!
Не обращая внимания на распоряжение императрицы, Потемкин продолжил свои военные приготовления и начал, к ужасу статс-секретаря, который намеревался было остаться при нем, выдвигать войска к турецкой границе. Уже в Петербурге Потемкина представляли ослушником, однако фортуна, любившая его как немногих, и на сей раз повернулась к нему лицом.
Когда в его дворце за игрой собрались красивые авантюрные женщины, которых привлек зов боевой трубы, и часть его офицеров, вдруг появился бледный как смерть Безбородко с депешей в руке.
— Вы оказались правы, — проговорил он дрожащим голосом, — посланный к Шуазо курьер по дороге был убит турками, и Порта объявила нам войну.[7]
— Ура-а! — закричал Потемкин. — Подать шампанского, у нас война, чады мои; до встречи, Безбородко, через год в Константинополе!
— Моя миссия, однако, завершена, — сказал статс-секретарь, — теперь начинается ваша.
— Поезжайте с богом, — ответил Потемкин, — скажите, пожалуйста, в Петербурге, что вскоре они обо мне услышат.
Пока во дворце звенели бокалы с шампанским и ликование через город передалось в лагерь, где под неистовые крики «ура» сто пятьдесят тысяч воинов принялись украшать головные уборы дубовыми листьями, Потемкин не мешкая послал за генералом Суворовым,[8] человеком, пользовавшимся его доверием как никто другой.
Когда Суворов вошел в кабинет, Потемкин сидел за столом, на котором была разложена карта, одновременно с ним, положив свои красивые руки ему на плечи, ее разглядывала его племянница, графиня Браницкая; позади стола помещалось турецкое канапе, на котором, нежно обнявшись, подобно восточным владычицам, сверкая драгоценностями в волосах, возлежали две женщины, одетые в длинные свободного покроя наряды из персидской, вытканной золотом ткани, отороченные дорогой пушниной. В изголовьи у них стояла молодая женщина в зеленом бархатном костюме для верховой езды, высокорослая и пышнотелая, с густыми светло-русыми волосами и таким взглядом, который укрощает зверей и подчиняет людей; она поддразнивала обеих красавиц на оттоманке хлыстом, который держала в руке, и потому вокруг стоял крик и хихиканье, пока тщедушный, поджарый мужчина с бледным и болезненным лицом, в выцветшем мундире своего полка, не подошел к столу и небрежно не оперся на него рукой. Тотчас же воцарилась мертвая тишина.
— Хорошо, что вы здесь, генерал, — воскликнул Потемкин, протягивая ему руку. — У нас война, как вы знаете, следует быстро продвигаться вперед, мой план уже готов, а теперь я хотел бы выслушать ваше мнение.
Суворов бросил взгляд на красивых женщин, которые с любопытством рассматривали его; он знал графиню Браницкую и двух фавориток на оттоманке, одна их которых, с иссиня-черными волосами и благородным лицом Аспазии,[9] была гречанкой Зинаидой Колокотонис, а вторая, с прелестным курносым носиком, дочерью знаменитого своими красивыми женщинами семейства Потоцких. Амазонку в зеленом бархатном наряде он не знал, но она, похоже, произвела на него впечатление, ибо его глаза гораздо дольше, чем обычно смотрят на женщину, задержались на ее фигуре.
— Я уже хорошо продумал эту кампанию, — ответил Суворов с той сухостью, которая была для него столь характерна, — однако здесь, пожалуй, было не к месту рассуждать о ней. Планы, пока они не осуществились и не претворились в дела, должны сохраняться в секрете, а женщины проболтаются.
7
15 июля 1787 г. русскому послу в Стамбуле Я. Булгакову был вручен турками заведомо невыполнимый ультиматум, а вскоре дело дошло до прямого объявления войны России.
8
Суворов Александр Васильевич (1730–1800), граф Рымникский (1789), князь Италийский (1799), видный русский полководец, участник Семилетней, обеих русско-турецких и других войн, одержал ряд блистательных побед при Кинбурне (1787), Фокшанах (1789), Рымнике (1789) и штурмом овладел крепостью Измаил на Дунае (1790).
9
Аспазия (ок. 470 г. до н. э. — ?), афинская гетера, отличалась умом, образованностью и красотой; с 445 г. жена Перикла.