ЦАПЛИН. Вы в самом деле? Она же может мужу пожаловаться. Это же опасно.
ЛУКОЯРОВ. Ты жертва, правильно тебе друг сказал. Шанс на то и существует, чтобы его ловить! Пойду попробую.
Уходит.
ЦАПЛИН. Как я ненавижу таких людей!
ГАЧИН. Он тебе ничего не сделал. И вообще, успокойся, Паша. Если тебе так плохо здесь, попросим ее - и нас отпустят. Тебе отдохнуть надо. Ты пойми... Так нельзя, пойми. Она пять лет как ушла. Ты себе культ какой-то сделал или, я не знаю... Нельзя так. Ты так с ума сойдешь.
ЦАПЛИН. Это мое дело.
ГАЧИН. Согласен. Но... Год ты живешь как попало, как во сне, потом просыпаешься, устраиваешь какую-то идиотскую тризну, грандиозный запой - зачем? Ты помереть хочешь?
ЦАПЛИН. Это мое дело!
Пауза.
Можешь сказать мне?
ГАЧИН. Что?
ЦАПЛИН. Мы друзья. Я знаю, мы друзья. Ты меня выручал не раз, спасибо. Но почему ты так надо мной издеваешься? Причем, при посторонних. То есть чаще всего при посторонних. Вот мы наедине - обзывайся, издевайся, - нет, ты молчишь, ты похож на человека. Появляется кто-то - и ты начинаешь меня смешивать с грязью! Почему?
ГАЧИН. Не знаю. Может, чтобы меня с тобой не спутали. Прости... Кстати, о грязи. Давай-ка мусор таскать, в самом деле, а то век нам воли не видать!
ЦАПЛИН. Когда-нибудь мы с тобой навсегда поссоримся. Понимаешь?
ГАЧИН. Прости. Я сволочь. Я больше не буду.
ЦАПЛИН. Будешь, знаю я тебя! Бери носилки, жертва!
Берут носилки с мусором, выносят.
Затемнение. Музыка.
Свет. Они появляются с пустыми носилками.
ЦАПЛИН. Час прошел.
ГАЧИН. Мало ли. Сидит, рассказывает ей про свою горькую жизнь. А она, как добрая девушка, слушает.
ЦАПЛИН. Это и странно, что слушает. Кого слушать? Не понимаю!
Появляется Лукояров.
Идет к доскам, осматривает их.
ЛУКОЯРОВ. Тоже мне, хозяйство... Сплошной нестандарт. Я им что, на все руки мастер? Я, между прочим, каменщик был, а не плотник. Ага. Вот тут уже начали. Это что? Это дырочки, значит, лага у стены. Для вентиляции дырочки. Тогда ясно. (Берет дрель, начинает сверлить отверстия.)
Гачин и Цаплин наполняют мусором носилки, выносят.
Вносят пустые. Цаплин с грохотом бросает носилки.
ЦАПЛИН. Не понимаю! Нормальные люди, а играем в дурацкую игру! Одному интересно рассказать, другим интересно узнать, что мы идиотничаем-то? Во всем вранье, во всем игра какая-то, противно!
ЛУКОЯРОВ (выключает дрель). А что, в самом деле, интересно?
Пауза.
Ладно. Вам по порядку или как? Будем по порядку. Я вхожу. Смотрю - никого. Ковры, роскошная мебель, зеркала. Кровать огромная в спальне, дверь нараспашку. Захожу в спальню. Никого. Вода льется. Значит, она в душе.
ГАЧИН. Как в кино. Красавица голая моется - и маньяк с дрелью подкрадывается. Холостяки любят такое кино смотреть.
ЛУКОЯРОВ. Могу не рассказывать.
ГАЧИН. Ладно, ладно.
ЦАПЛИН. Лично я все равно не слушаю. Я уже понял, что он будет врать.
ЛУКОЯРОВ. Дверь - прозрачная, стеклянная. Она в душе. Все насквозь видно. Думаю: войду - напугаю, заорет. Выйдет, увидит - тоже напугаю. Поэтому говорю ласково: "Оленька, извините, у нас вопрос по поводу!" Она говорит "Сейчас!" - и спокойно докупывается. И выходит - абсолютно голая.
ЦАПЛИН. Врет! Ведь врет же, врет!
ЛУКОЯРОВ. Она выходит абсолютно голая.
Ольга выходит - в алом халате. Одновременно выкатываеется большая постель, застланная черным покрывалом. Не просто большая, огромная, высотой в человеческий рост, от этого она перестает быть только постелью. А поднимаются на нее, когда нужно, допустим, по строительной стремянке.
ОЛЬГА. Что за вопрос?
ЛУКОЯРОВ. Оленька, так нельзя. Я забываю все вопросы при вашем виде. То есть я онемел!
ОЛЬГА. А что вас смущает?
ЛУКОЯРОВ. Меня в этой жизни ничего не может смутить! Я научился
у своего пса ничего не бояться.
ОЛЬГА. А я всегда боялась собак.
ЛУКОЯРОВ. Это хорошо. Надо бояться. И уважать. Вы должны меня бояться и уважать.
ОЛЬГА. Нет, людей я не боюсь. Меня защитит мой муж.
ЛУКОЯРОВ. Ты не знаешь меня!
ОЛЬГА. Выйдите вон! Вы глядите на меня скабрезными глазами!
ЛУКОЯРОВ. Я не могу смотреть по-другому. Ты сука, голая красивая сука, ты решила меня подразнить, но ты не на того напала! Если я люблю женщину, меня нельзя остановить!