Харриет пожала каждую руку и радушно приветствовала каждого прибывшего в «Бердвуд».
Люди растекались по комнатам, разговаривая сначала шепотом и скептически оглядывая театрализованное оформление и слегка подталкивая друг друга, но они сметали бокалы шампанского с серебряных подносов, разносимых молодыми официантами, и громкость разговоров и смеха усиливалась, пока не заполнила все комнаты и не заглушила тихой музыки, исполняемой оркестром.
Приехали Дэвид и Энтони Фелл, привезя с собой двойной контингент своего персонала, и мускулистые, загорелые молодые люди и одетые в черные костюмы архитекторы растворились среди кардиганов и тафты жительниц окрестностей. Харриет, волновавшаяся, что может оказаться слишком большое количество пожилых женщин, увидела, что ее беспокойство было не обоснованным. Энтони Фелл атаковал мисс Боулли и подавал ей в руку второй бокал шампанского. Кто-то коснулся плеча Харриет, она повернулась и увидела возле себя Дэвида.
— Все выглядит очень эффектно. Это как раз то, что убедит их — при желании все может быть сделано.
Она подняла на него глаза. Он не убрал руки.
— Все будет успешно?
— Все уже успешно.
Харриет стремительно перевела глаза с него на окружающую толпу.
— Общайтесь, общайтесь, — попросила она его.
— Я знаю, что делать, — ответил Дэвид.
Он полуулыбнулся ей и направился в толпу. Харриет почувствовала, что следит за ним глазами. Она позволила себя взять бокал шампанского с проплывающего мимо подноса.
Появились и собственные друзья Харриет — Дженни, Чарли, Джейн и с ними Карен. Джейн стояла в большой комнате с колоннами, обвитыми плющем.
Свет свечей струился через ее слегка вьющиеся волосы, создавая нимб вокруг ее головы, когда она рассматривала людей, официантов и музыкантов, снующих под великолепным лепным потолком.
— Господи, — выдохнула она.
— Спасибо, что приехала, — приветливо сказала Харриет.
— Хозяйка поместья приказывает, а мы можем только повиноваться.
— Не нужно так говорить.
Джейн повернулась к ней.
— Я только пошутила.
— Я знаю, но все равно не нужно.
Чарли встал между ними и взял Харриет за руку.
— Покажи мне все, — скомандовал он.
Они пошли между группами болтающих людей, и Харриет энергично показывала построенные за ночь декораций и описывала те работы, которые будут сделаны, которые должны быть сделаны для того, чтобы привести дом в порядок.
— Ты, действительно, любишь этот дом, не так ли? — спросил Чарли.
— Да. Я никогда до этого не чувствовала, что у меня есть дом. Чарли, мне нужно идти и разговаривать с людьми.
Он отпустил ее, весело наблюдая за тем, как она ринулась выполнять свои обязанности.
Харриет ходила по комнатам, разговаривала и смеялась, пожимала руки и представляла одних гостей другим. Отдельные группы стали медленно распадаться и соединяться. Прием развивался под действием своей собственной движущей силы. Харриет выпила еще один бокал шампанского и развеселилась.
Среди личных гостей Харриет здесь были Кэт и Кен. Последний, естественно, потянулся к компании строителей, Кэт примкнула к группам эверденских дам, а Харриет наблюдала за ней краем глаза. После двух бокалов бледная кожа Кэт покрылась румянцем, она ожила и, доверчиво опираясь своей рукой на руку Карен, смеялась над чем-то, что говорил ей Энтони Фелл.
Когда народ начал медленно дефилировать в сторону комнат с накрытыми для ужина круглыми столами, Харриет обнаружила, что она сидит на садовой скамейке рядом с Кэт в одном из гипсовых гротов.
— У тебя все в порядке, дорогая? — спросила Кэт, как она почти всегда делала.
— Да, мама. У меня все в порядке.
— Это очень большой прием. Не то, что я ожидала. Совсем не то.
— А что же ты ожидала?
Когда Кэт рассмеялась своим каким-то оправдывающимся смехом, Харриет вспомнила молодую девушку, которую она однажды мельком рассмотрела за лицом матери. Сейчас она снова увидела эту девушку.
— Что-то больше всего напоминающее деревенские именины. Остывшие пироги, кипятильники для чая и мокрая трава. Мне следовало бы, конечно, догадаться, что это будет, поскольку ты организовывала все это.
Она посмотрела через всю комнату на горящий очаг. Выражение ее лица представляло собой смесь гордости и страха.