Я открыл зонт, спасаясь от накрапывающего дождя, и Лиза взяла меня под руку, тоже пытаясь спрятаться от противной мороси.
Священник наконец-то закончил со всеми речами, и присутствующие начали понемногу расходиться. Я сделал шаг к могиле и замер, глядя в неопределённом направлении.
– Все мы смертны, сын мой, – сказал мне священник. – Господь забирает…
– О да, знаю, знаю, – перебил я – это прозвучало немного невежливо, но мой тон меня ничуть не заботил. – Господь забирает хороших людей к себе. Вы уже говорили это, святой отец. На похоронах мамы. Так?
Священник вгляделся в моё лицо и нахмурился. Вероятно, ему-таки удалось вспомнить, кто я такой, а, может быть, и нет – во всяком случае, он понимающе кивнул.
– Я говорю это лишь только потому, что это правда, сын мой. Иногда нам надо слышать слова утешения.
– А почему вы, собственно, решили, что меня следует утешить, святой отец? – поинтересовался я. – В утешителях я нуждаюсь меньше всего. И я ненавижу, когда меня кто-то утешает.
– Господь утешит всех нас, сын мой. Ведь всё в Его руках.
– А кто вам сказал, что я верю в Бога?
На этот раз священник замолчал, смущённо кашлянув, и не нашёлся, что ответить.
– Если бы Бог существовал, святой отец, – продолжил я, – Он бы подумал не только о хороших людях, но и об их близких. Попробовал бы прикинуть, каково это – в шестнадцать потерять мать, а в двадцать шесть остаться без отца. Вы понимаете, о чём я?
– Мне кажется, тебе следует исповедоваться, сын мой, – сказал мне священник невероятно доброжелательным тоном – от этой доброжелательности у меня даже заныли зубы. – Вероятно, ты ушёл от Господа слишком далеко – но всегда, всегда есть путь для возвращения.
– Вероятно, святой отец, – в тон ему ответил я, – у вас найдётся неделька-другая для того, чтобы составить список – да нет, наверное, даже книгу – моих грехов.
Только у меня, увы, времени нет. И я не имею ни малейшего желания тут оставаться.
– Я повернулся к Лизе. – Ну? Что ты стоишь? Пойдём. Я замёрз. И мне надоело тут торчать.
Такси нам удалось поймать минут через пятнадцать – и, удобно устроившись на сиденьи тёплой машины, я подумал о том, что некоторое подобие Бога всё же существует – по крайней мере, для продрогших пассажиров.
Лиза села рядом со мной. Она куталась в плащ и, видимо, тоже порядком замёрзла.
– Ну, – заговорил я, – полагаю, меня дома ждёт горячий ужин и тёплая постель?
Она насмешливо фыркнула, не удостоив меня взглядом.
– Нет, Брийян, другого мужчины пока я не нашла – так что постель никто не согрел, а ужин никто не приготовил.
– Правда? Как досадно… держу пари, ты сейчас будешь убеждать меня в том, что ты всё это время была ему верна.
– Убеждать? Зачем же? Я знаю, тебе было бы приятно это услышать… но я не доставлю тебе такого удовольствия.
Я повернулся к ней. Лиза взглянула на меня, после чего опустила глаза и улыбнулась.
– Да, внешне ты изменился очень сильно. Но глаза у тебя остались прежними. Вот почему я попросила тебя тогда снять очки. Хотела посмотреть тебе в глаза.
Впрочем, ничего нового я там не ожидала увидеть… с тех пор, как тётя Лиза соблазнила невинного мальчика, в них написано только одно: "Хочу, хочу, хочу".
Только вот хочешь ты слишком многого, чтобы действительно решить, что именно.
Хотя… с твоими деньгами можно купить всё, что угодно. Любовь, секс. Да всё, что только пожелаешь. Только вот счастья на деньги не купить. Да, малыш? Как обидно. Зелёные бумажки не такие всесильные, как нам кажется.
– Не волнуйся. Я куплю всё, что мне нужно.
– Обманывать себя ты так и не научился – а ещё пытаешься обманывать меня. У тебя плохо получается, Брийян. – Она снова посмотрела на меня, но взгляда на этот раз не отвела. – Наверное, мне должно быть стыдно перед тобой. Но… почему-то сейчас я чувствую совсем другое…
– Правда? И что же?
– То же самое, что сейчас чувствуешь ты – просто тебе мешает этот чёртов водитель.
Я взглянул на таксиста – он никак не отреагировал на реплику Лизы, увлечённо следя за дорогой.
– Что же, – ответил я после паузы. – Вероятно, ты права. Не могу утверждать с полной уверенностью.
Она сняла плащ, рассеянно потрепала рукой влажные волосы – и я почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней. Такое же сильное, как и раньше. А, может быть, даже сильнее – прошедшее испытание временем, пронесённое мной через весь миллион женщин, которые у меня были. Сейчас мне не было страшно признаться себе, что эти десять лет я действительно жил самообманом и искал в любой другой именно её. И это чувство, которому я так и не смог найти названия, такое гадкое и одновременно слишком приятное, чтобы взять и забыть его, наконец-то дождалось момента свободы.