– Вы были студентом Гарварда? Я тоже там училась! О, это великолепный университет! Знаете, Брайан, когда я увидела вас, то подумала – вы учились или в Гарварде, или в Йелле. Третьего не дано. И я не ошиблась. У вас, разумеется, отличный диплом?
– Да, но разговорный арабский несколько подкачал.
– Я уверена, что это произошло случайно.
– Что арабисту с дипломом Гарварда делать в Нью-Йорке? – включился в разговор Марк. – Вы с успехом могли бы работать за границей. Сирия, Иран. Вероятно, Израиль. Что вас тут держит?
Я любезно отказался от очередной порции курицы (Мадена решила, что в этот вечер я выползу из дома ее родителей на четвереньках).
– Один из моих профессоров помог мне устроиться на подходящую работу, и я остался здесь.
– Откуда вы родом? – продолжил разговор Марк, отставляя тарелку и раскуривая трубку.
– Из Пенсильвании. Питсбург.
– Питсбург, Гарвард, Нью-Йорк. Вы успели попутешествовать.
– Это были, скорее, вынужденные перемещения.
– Чем занимаются ваши родители?
– Мой отец заведует исторической кафедрой в Питсбургском университете.
– Почему вы выбрали именно Гарвард? Вам не хотелось учиться в Питсбурге?
– Простите, но эта тема для меня неприятна. Я предпочел бы обсудить что-нибудь другое.
– Например, не пригодившееся свадебное платье моей сестры? – заговорила Лейла.
– Замолчи, – шикнула на нее Мадена.
– Ты должна быть честна со своими мужчинами, дорогая.
– Так же, как и ты со своими? Не удивляюсь, что с такими наклонностями ты в тридцать еще не замужем.
– Арабисты, «белые воротнички», свадебные платья. Вы меня утомили. Пойду готовить чай. Идем, Дориан.
– Еще чего! А вдруг укусишь?
– Папа, ты слышишь, как этот маленький ублюдок со мной разговаривает? Ему пора вырвать язык!
– У нас очень милая семья, – с виноватой улыбкой сообщила мне Мадена.
– Не надо ссориться. – Я сложил салфетку и тоже встал. – Я помогу тебе, Лейла. Конечно, если ты покажешь мне, где кухня.
Кухня оказалась не менее уютной, чем все остальные увиденные мной комнаты. Большое светлое помещение, где царил идеальный порядок. На полках расположились красивые сервизы, а за стеклом невысокого шкафа прятался фарфоровый чайник и чашки.
– Чем ты зарабатываешь на жизнь? – спросил я.
– Много чем, – ответила Лейла уклончиво. – Пишу статьи, рисую карикатуры, танцую стриптиз.
– Подожди, подожди! – Я жестом остановил ее. – Сначала нужно ополоснуть чайник кипятком, и только потом положить заварку. Затем залить кипятком до половины, закрыть крышку и подождать пять минут. А после этого долить воду до конца.
– Ты, случайно, не англичанин? – осведомилась Лейла, наблюдая за моими манипуляциями. – Всегда мечтала встретить мужчину, который умеет заваривать чай.
– Думаю, на свете много мужчин, которые умеют заваривать чай. Перепадет и тебе.
– Брось. В тридцать-то лет?
– Мой отец нашел женщину, когда ему было сорок.
– Не сравнивай мужчин и женщин.
– В одиночестве есть свои плюсы.
– И какие же?
– Спишь с тем, с кем хочешь, идешь туда, куда хочешь, ложишься спать тогда, когда хочешь. Предоставлен сам себе.
– Да, в твои годы я тоже так говорила.
– Я всего-то на четыре года младше тебя.
– Да, только глаза у тебя… глаза человека, которому далеко за тридцать.
– У меня иногда такое чувство, будто меня никто не видит. Просто не замечает. Будто я привидение. Человек-невидимка. Хоть выходи на улицу раздетой и кричи: «Алло! Я тут!».
– Думаю, не стоит бросаться в крайности. Красивую женщину заметят и в одежде.
– А ты считаешь меня красивой?
– Конечно. Только вот улыбка, думаю, тебе идет гораздо больше, чем это непонятное выражение лица.
– Ну, так уж и быть, для тебя я улыбнусь.
– Может, улыбнешься и для меня тоже? – раздался со стороны дверей голос Мадены. – Улыбнемся вместе. Не каждый день я вижу, как моя сестра обнимает моих мужчин.
Лейла поднялась и, потушив сигарету в пепельнице, бросила на сестру презрительный взгляд.
– Очень мне нужны твои мужчины. Пожалуй, оставлю вас наедине. Вам есть, о чем поговорить.
– Чай уже готов. Пойду отнесу.
– Секунду. – Я положил руку на чайник. – Это не то, о чем ты подумала, Мадена.
– Я слишком хорошо знаю свою сестру, Брайан. И слишком плохо знаю тебя.
– У меня есть право на то, чтобы сказать пару слов?
– Я не желаю слушать.
– Дай же мне сказать, черт побери!
– Нет, мне, черт побери, неинтересно, – в тон мне ответила она. – Я думаю, тебе лучше уйти, Брайан.
– Что за глупости! Послушай. Мы допьем чай и поедем к тебе. Так уж и быть, статья подождет до завтра.
– Нет, – ответила Мадена, и в ее голосе появились незнакомые мне твердые нотки. – Ты поедешь к себе домой. А я поеду к себе.
– Я тебя подвезу.
– Я закажу такси.
Я, извинившись, сослался на общее недомогание и, выслушав пожелания скорейшего выздоровления, покинул дом.
– Осторожнее за рулем, – сказала она мне.
– Постараюсь. Звони.
– Я очень зла на тебя, Брайан. Но твои объяснения мне не нужны.
– Понятия не имею, что тебе сказать, Мадена.
– Спокойной ночи.
– Вы, наверное, издеваетесь надо мной, Брайан, – заговорила она. – Я ждала тебя в пятницу.
– Я ужасно себя чувствовал. Не мог подняться с постели.
– У вас сезонное обострение всех имеющихся болезней? Сначала Джозеф с гриппом, потом – Саймон с пищевым отравлением, потом – Рэй со своими личными проблемами, а теперь еще и ты! – Она взяла со стола документ и протянула его мне. – Посмотри и объясни, как твоя секретарша смеет давать мне подобное!
Документ был написан рукой Кейт – аккуратным почерком, напоминающим почерк учительницы младших классов. Ровно и без единой помарки.