– Это точно. Мы обсуждали то, что тебя не касается. Дай мне сигарету, Рэй.
– Возьми. – Он протянул ей пачку. – Такими темпами ты начнешь курить.
– Начну. Только я буду курить «Парламент». Это лучше, чем твой «Кэмел». Правда, Брайан?
– Что? Ах да, конечно. Кстати, – обратился я к Рэю, – в понедельник ты можешь вернуться. Все в порядке.
– Надо же. Спасибо.
– Тебе следует благодарить Ника, а не меня.
– Вы можете объяснить мне, что тут происходит?
– Тут? – переспросила Надья. – Мы пьем коньяк и беседуем.
– Нет. – Я указал пальцем сначала на Рэя, а потом – на Надью. – Что происходит между вами?
– Не лезь в это, Брайан, хорошо? – сказал Рэй. – Я понимаю, что мы хорошие друзья, но это уже слишком.
– То есть, не приходить на работу неделю и пить каждый день – это нормально? И то, что твоя жена приглашает меня на свидание – это тоже нормально?
– Я объясню тебе, что происходит, если ты так этого хочешь. Последнее время у меня появилось чувство, что я – просто один из многих! Полезная вещица! Сама по себе эта вещица, никакой ценности не представляет, но может содержать, может согреть ночью, и с ней даже иногда можно потрахаться, так как она довольно-таки неплоха в постели. Ну да к черту эту ревность. – Рэй снова сел в кресло. – Я перестал чувствовать себя мужем. Я чувствую себя влюбленным человеком, готовым умереть ради женщины, которой до него нет никакого дела. Что скажешь, дорогая? – обратился он к жене. – Может, это вовсе не любовь, а так, глупость длиною в семь лет? Привычка? И дети – тоже привычка? Я перестал чувствовать, что я тебе нужен. Может, ты обойдешься без меня?
– Ты можешь кое-что сделать для меня, Рэй? – спросила Надья после паузы. – Оставь меня, хорошо? Я хочу побыть наедине с собой. Подумать. Мне кажется, нам надо немного отдохнуть друг от друга. Я подумаю, подумаешь и ты, и мы примем решение. Такое, которое устроит всех.
– Может быть… ты что-то скажешь? – спросила Надья осторожно.
– Когда мне было двенадцать, моя мать сказала отцу, что она уже три года спит с другим мужчиной. В этот момент у нее было такое же лицо, как у тебя сейчас. А потом, уже после того, как они развелись, отец сказал мне: «Тогда мне было жаль себя». Наверное, сейчас я тоже себя жалею.
– Наверное, я пойду. Спокойной вам ночи.
– Подожди, Брайан, – остановил меня Рэй. – Я поеду с тобой. Если ты не против.
– Пойду посмотрю, как там дети, – сказала она тихо.
– Спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи, Рэй.
… Сначала Рэй крутил настройку радио, после чего откинулся в кресле и, проверив, пристегнут ли ремень безопасности, замер, прикрыв глаза. На его лице застыло выражение, которое обыкновенно бывает у человека в глубокой депрессии. Рэй далеко не всегда смеялся и шутил, но в таком состоянии я его еще не видел, и это меня пугало.
– Шоколад хочешь? – спросил я. – Там, сзади, целый пакет. Есть разный – и горький, и молочный, и белый… я для Мадены купил, а она сегодня работает допоздна.
– Не хочу, – покачал головой Рэй, не открывая глаз. – Сейчас «травы» бы.
– Давай поищем – может, на дне пакета что-то припрятали?
– А если не припрятали, но я достану, курить будешь?
– Конечно. Только где ты достанешь ее в двенадцать ночи?
– Ты недооцениваешь меня, друг мой.
– Что ты, это опасно. Но сперва мы поедем в супермаркет.
– Спешить нам некуда, впереди выходные. – Рэй посмотрел на спидометр. – И это все, на что способна твоя развалюха? А ну-ка, продемонстрируй свой талант гонщика. Или ты меня стесняешься?
– Ну тогда держись.
– Слушаюсь. – Рэй потушил сигарету. – Пристегнуть ремни и не курить.
– Если бы мне предложили выбрать свою смерть, то я бы предпочел умереть в автокатастрофе. Разогнаться до предела – и полететь вниз с какого-нибудь серпантина. Только чтобы умереть на месте, а не мучаться.
– И что у тебя за голова, Брайан? Откуда там берутся такие мысли?
– Прости, у меня иногда бывает.
– Я тут вот что подумал. Когда я узнал, что у мамы кто-то есть, то сначала не поверил. Конечно, люди изменяют, но мои родители должны быть особенными! А потом понимаешь, что это жизнь. Что все мы люди, и особенных не бывает. Мне было пятнадцать, когда они развелись. Папа пришел домой и сказал мне только одну фразу: «Прости меня, Рэймонд». Он всегда меня так звал. Помню, я ужасно бесился. – Рэй прижал ладонь к губам и вздохнул. – Извини, Брайан. Мы с ней редко видимся. У нее семья, дом, дети. Я очень сильно люблю ее. А она… она при встрече смотрит на меня так, будто я кто угодно, но только не ее сын. А отцом я горжусь. Его друзья испарились, и он остался один. Другой бы на его месте перерезал вены, начал принимать наркотики… а он вел себя так же, как всегда. Улыбался, шутил. А плакал он только тогда, когда мы оставались вдвоем. Мы вместе плакали.
– Если тебе больно об этом говорить – не будем.
– Нет, ничего. Да и кому я могу это рассказать, кроме тебя? – Рэй помолчал. – Наверное, я наговорил Надье кучу глупостей.
– В том-то и дело, что нет. Но только сказал ты это слишком поздно.
– Может, жизнь решила устроить мне тест и проверить, как сильно я ее люблю?
– Ну, тут я тебе не советчик.
– Ты тоже когда-нибудь женишься. Встретишь женщину, которую будешь любить до потери рассудка, больше собственной жизни, и женишься. Вот увидишь.
– Я не верю в это, Рэй. И ты сам знаешь, почему.
– Все изменится. И не делай такое лицо, потому что следует слушать старших.
– Сколько вам лет, сэр?
– Шестьдесят. – И Рэй потряс руками и головой, изображая болезнь Паркинсона. – Я что-то не понял. Кто тут кому плачется?
– Никто никому не плачется. По-моему, мы едем курить «траву»?
– Нет, я не могу от тебя это слышать, Брайан.
– А потом мы поедем гулять, и без двух девушек домой не вернемся. Как минимум двух.
– Я давно такого от тебя не слышал.Что-то мне подсказывает, что ты уже успел скрутить «косячок». И потом выкурить его…
– … напополам с Надьей.
– Точно. Может, ты и меня научишь читать мысли?