Я налил стакан воды и посмотрел на рыбу, отметив про себя, что она выглядит аппетитно – в кулинарных талантах Ады я никогда не сомневался.
– Моя гостья уехала с Иганом, который, наверное, нашел ей квартиру. – Я помолчал. – А, может, и не нашел…
– Не знала, что Иган способен заинтересовать женщину. А твоей гостье эта идея понравилась?
– Судя по выражению ее лица – очень даже.
– Это действительно смешно, Брайан. Ты ревнуешь ее к Игану? Ты чем-то отравился?
– Кто сказал, что я ревную?
– Как хорошо я тебя знаю, гаденыш. Нет смысла ревновать к тому, кто тебе не принадлежит.
– Знаешь, это напоминает лабиринт. Вот я стою внутри, в самом центре, и с каждым разом вокруг меня появляются новые стены. Чем больше стен – тем меньше во мне уверенности, что я выберусь наружу. И все ее рассуждения о любви и остальном…
– Я не верю в любовь, гаденыш, и ты об этом знаешь. Если мы, конечно, говорим о красивой любви – красивых словах, разговорах при луне и песнях под гитару у окна любимой женщины. Нет у такой любви жизни, Брайан. Красивые слова умирают. Человеческая любовь не такая, какой мы ее представляем.
– Да, она говорила мне нечто подобное.
– Я советую тебе хорошо подумать, мой мальчик. Подумать о том, что в нашей жизни все взаимосвязано. О том, что эта женщина снова появилась на твоем пути не просто так, а для того, чтобы ты понял определенные вещи. О том, что время залечивает раны, но не прощает ошибок. И о том, что невозможно тянуть за собой прошлое и одновременно стремиться начать жить сначала.
Я подвинул к себе пепельницу и пару секунд крутил в руках коробок спичек.
– Если бы я смог начать жить сначала, то это было бы лучшим подарком. Хотя… может, это и к счастью.
Несколько минут мы молчали. Мадам доела рыбу и принялась за десерт, я курил и смотрел в окно. Ада разложила на лужайке длинные ковры и теперь старательно чистила их специальными щетками.
– Скажи мне… Лианна здесь? – спросил я, поворачиваясь к мадам.
– Да. А ты что-то хотел от нее?
– В общем-то… ничего, – сказал я и чиркнул спичкой. – Она забавная. Я никогда таких не встречал.
– Ты на таких никогда не смотрел, – поправила меня мадам. – Знаешь, как я всегда называла твоих женщин? Ненужные.
– Ненужные кому?
– Тебе. Самим себе. Обществу. Кому угодно. Я смотрела и говорила – еще одна ненужная женщина. Скоро гаденыш откроет зал славы ненужных женщин, который с годами перерастет в музей.
– А Лианна тоже ненужная?
Мадам рассмеялась – так, будто она долго и упорно пыталась мне что-то объяснить, и теперь я наконец-то понял.
– Об этом тебе следует спросить у нее, мой мальчик. А она тебе нужна?
– Ты задаешь сложные вопросы, Надин.
– Что, совсем не уровень Гарвадского университета?
– Да. Если бы ты была профессором, я вряд ли получил бы отличный диплом.
…Я вернулся около десяти. Лиза уже была дома. Она сидела в кресле, скинув туфли на пол, и разминала пальцы.
– Ты быстро, – бросила мне она, не удостоив взглядом.
– Я забыл, что отдал тебе запасные ключи. Думал, что гостям не очень приятно торчать под дверью.
– Ты мог бы переночевать у нее, Брийян. Мне было бы легче.
Я снял плащ, стряхнул с него капли воды и повесил в шкаф и сел рядом с ней.
– Как квартира? Надеюсь, Иган нашел тебе что-то подходящее?
– Я уезжаю завтра. – Она посмотрела на меня. – Не думала, что когда-нибудь скажу это, но мне больно. Знаешь, Иган – милый мальчик. У вас нет ничего общего. Наверное, вы поэтому подружились?
– Не думай, что мне все равно. Если бы это было так, то мы сейчас не разговаривали бы.
– Не надо ничего говорить. Я все понимаю, и вряд ли слова что-то изменят.
Она достала шпильки из прически, потрепала освободившиеся пряди и достала сигареты.
– Она моложе меня, правда?
– Я думала, что хочу удержать тебя, – продолжила Лиза, опустив ресницы. – Но решила, что лучше этого не делать. Если ты думаешь, что любишь ее – в добрый час. Наверное, мне следует попросить прощения.
– Думаю, не имеет смысла говорить об этом сейчас. Назад мы ничего не вернем.
– Да, ты прав, малыш. И все же прости меня. Если сможешь.
Лиза закуталась в свой платок, убрав с лица растрепавшиеся волосы. Когда-то я уже видел ее в слезах. До того момента я и подумать не мог, что она может быть слабой и беззащитной. Иногда мне казалось, что она вообще не умеет плакать, а знакомая мне улыбка поселилась на ее лице навечно. И я поймал себя на мысли, что испытываю незнакомое чувство: мне хотелось пожалеть ее. Сказать, что все не так, что все изменится к лучшему – хотя это, конечно, было бы ложью. Я обнял ее, и она прижалась ко мне, закрыв лицо руками, как обиженный ребенок.
– Не плачь, – сказал я, погладив ее по волосам. – В мире есть свои законы. И на долю каждого человека приходится одинаковое количество расставаний и встреч.
– Я не верю в сказки, Брийян. Я уже большая девочка.
Мы опять замолчали. Я подумал, что, вероятно, обманываю себя – разве мне есть, куда бежать? Какое я имею право разбивать ей сердце? Впрочем, не в первый раз я это делаю – еще пара осколков в моей коллекции. Женские слезы трогали меня редко – почти всегда я испытывал к ним чувство снисхождения. Иногда – жалость. Но думать о том, чтобы начать все с начала? Такого еще не бывало. И слова уже вертелись на языке, но я промолчал.
– Я никогда бы не смог отпустить человека, – сказал я. – Я эгоист?
– Нет. Ты все поймешь. Это… похоже на предательство. Да, это верное слово.
– На предательство? – удивился я. – Почему?
– Ты все поймешь, малыш, – повторила она. – Всему свое время.
– Доброе утро, – сказал я. – Надеюсь, ваше настроение лучше моего.
Настроение у кошек было отличное. Как только я поднялся и накинул халат, они тут же оставили кровать и прошествовали вниз – к завтраку.