– Как насчет спагетти? – спросила она, заглядывая в гостиную.
– Отлично, – ответил за всех Джей.
Мэри посмотрела на стол, заставленный едой.
– Яблочный пирог, шоколадный торт… – сказала она. Вчетвером они уселись за стол. В камине потрескивал огонь, и отблески света от него плясали на стенах. Через открытую дверь в кабинет Рэндела Мэри увидела его пустое кресло у письменного стола.
– Хорошо, что мы остались одни, – сказала Бет, нарушив тишину. – Конечно, приятно, что люди звонят, приходят, что-то приносят, пожимают руки, сочувствуют… Но я довольна, что они оставили нас сейчас одних.
Они переглянулись, улыбаясь друг другу. Мэри нарезала торт и пирог.
– Я очень скучаю по Майклу, – сказала Бет. – Сегодня я весь день думала о нем.
– Мы все скучаем.
Спустя некоторое время Мэри сказала:
– Дети, я хочу, чтобы вы знали, как обстоят наши финансовые дела. – Она обвела их всех взглядом. – Я хочу, чтобы вы не волновались на этот счет. У нас с Рэнделом было оформлено завещание друг на друга. Какую-то сумму мы будем получать от университета плюс мы получим деньги по страховке Рэндела. Так что все будет в порядке. Майкл нормально обеспечен – его университет платит ему достаточно. Вы не должны менять своих планов.
– Я думаю, что нам с Карлой следовало бы перенести свадьбу, – сказал Дон.
– Ни в коем случае, – сказала Мэри. – Ничего не надо менять.
Вкусный ужин и потрескивание огня в камине приятно успокоили Мэри. Она оглядела лица своих детей, привычную обстановку гостиной… Приятно было сидеть в кругу своей семьи, в тепле и уюте, под надежной защитой толстых стен старого дома, в то время как на улице завывал колючий ветер и стеной валил снег.
Вой ветра вновь навел Мэри на грустные мысли. Ей следовало бы оплакивать того, кто навсегда ушел из этого дома, кто больше не увидит свет и не почувствует тепла горящего очага, не обнимет своих детей и не вдохнет запах родного дома. Но глаза у нее оставались сухими.
Дети тоже притихли, слушая завывание ветра. Наконец Дон сказал:
– Я все время думаю… Неужели отец покончил с собой? Неужели он специально сделал так, чтобы разбиться?
– Не знаю, – сказала Мэри. – Этого никто не знает. Можно только догадываться… Единственное, что известно наверняка, это то, что он не удержал на мокрой трассе машину и на большой скорости врезался в ледяную глыбу.
Они еще некоторое время посидели в тишине, слушая, как трещат в камине поленья.
– А как быть с новой книгой? – спросила Бет. – Ты собираешься отсылать ее нашему агенту?
– Пока еще не знаю.
– Все говорят, что он был очень хорошим писателем, – продолжила Бет. – Я помню, когда я была маленькой и видела на прилавке книжного магазина книгу папы, я с гордостью говорила своим друзьям: «Это книга моего отца».
– Не так уж и много людей могут написать пять хороших книг, – сказал Джей. Он сидел и неотрывно смотрел на огонь в камине.
По щекам Мэри неожиданно побежали слезы. Дети заметили это и бросились обнимать и утешать ее.
Виола помогла своему брату улечься в постель и выключила ночник.
– Позови меня, если тебе что-нибудь понадобится, – сказала она фразу, которую говорила вот уже много лет подряд, укладывая его спать.
– И он поменял свою фамилию на Броган, – сказал он.
Когда Дон, Бет и Джей пошли спать, Мэри достала из верхнего ящика буфета свои дневники и уселась за стол у камина. Затем, передумав, она встала и прошла в кабинет Рэндела, включила настольную лампу и села за его письменный стол.
Она перелистала свои записи. У нее было три новых романа, над которыми предстояло еще поработать, и два романа в набросках. Пальцы привычно обхватили ручку, и Мэри надолго ушла в мир, который создавало ее воображение.
Прошло несколько часов. На улице по-прежнему задул пронзительный ветер. Она зябко поежилась, чувствуя усталость и опустошенность. Как будто вся энергия ее мысли вышла и легла аккуратными строчками на чистые листы бумаги. Выдвинув ящик стола, она достала оттуда рукопись, которую отпечатала в Лондоне. Ее последний роман «Хозяин». Имя Рэндел стояло только на титульном листе рукописи.
Мэри поднялась в спальню и легла на чистые гладкие простыни, с удовольствием вытягивая уставшие руки и ноги. Позже придет Рэндел и разбудит ее прикосновением своих холодных ног…
Нет. Рэндел больше никогда не придет.
Мэри почувствовала, как бьется ее сердце, по венам бежит кровь и теплое тело становится еще теплее. Она повернулась на бок, свернулась клубочком и замерла, слушая, как завывает зимний ветер.
Постепенно глаза привыкли в темноте. Мэри увидела корешки книг на полке в книжном шкафу, на которых стояло имя Рэндела Элиота. В памяти воскресли ее слова, которые она говорила в Лондоне, утешая и успокаивая его: «Ты написал новую книгу. Неужели ты не помнишь? Ты закончил ее как раз перед тем, как заболел. Неужели ты не помнишь, как ты диктовал мне ее ночи напролет?»
Мэри долго лежала так, глядя в темноту, на мокрой от слез подушке. «Я отдала тебе свою книгу. Я отдала тебе все свои книги, чтобы ты был счастлив», – прошептала она.
За окном дул ветер, и казалось, что кто-то горстями бросает в окно мокрый снег. Засыпая, Мэри увидела двух молодых людей, стоящих на берегу.
«Это Рэндел Элиот и Боб Фитч, – сказала ей девушка по имени Гвен. Молоденькая Мэри сидела вместе с ней в лодке. – Я познакомлю тебя с ними», – прошептала Гвен, когда они подплывали к берегу. Когда Мэри выходила из лодки, Рэндел Элиот подал ей руку.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 17
– Я постоянно ловлю себя на мысли, когда же Рэндел вернется из больницы, – сказала Мэри спустя несколько дней. Она стояла у окна и смотрела на заснеженный парк на другой стороне улицы. – Что это – привычка? Наверное, необходимо, чтобы прошло время для того, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что его больше нет.
Джей покосился на нее и вздохнул:
– Когда его забирали в больницу, в доме сразу чего-то не хватало.
– А когда он возвращался, то все моментально менялось, – сказала Бет.
– Мы слышали его шаги на крыльце, – сказал Джей. Бет тоже вздохнула:
– Наконец пришло письмо от Майкла. Он живет в Африке, где нет ни дорог, ни карт. Удивительно, как он сумел отправить это письмо.
Они немного помолчали. Каждый стал думать о Майкле. Как ему живется там в Африке? Как хорошо было бы, если бы они были все вместе. Ведь он еще не знал, что отец погиб.
Они собирались ехать на свадьбу Дона и Карлы.
Когда они шли к новой машине Мэри, снег скрипел под их ногами. Внутри салона стоял запах новой машины. Мэри повернула ключ в замке зажигания. Машина с полуоборота завелась.
– Я думаю, тебе будет одиноко без папы на свадьбе, – сказала Бет. Она сидела рядом с Мэри на переднем сиденье.
– Наверное, так чувствует дерево, когда падает другое, рядом с которым оно простояло много лет, – проговорила Мэри. Она не стала продолжать, потому что даже перед собой ей было стыдно за то, что она чувствовала: «Сейчас ты свободна. Солнечный свет принадлежит тебе. Ты – мать. Ты не должна больше прятаться в его тени. Тебе не надо больше смотреть за ним, ловить его каждую мысль и желание; все время уступать и не перечить ему, говорить то, что ему приятно, следить за ним…» Вот что она чувствовала на самом деле.
По обе стороны дороги мимо них проносились заснеженные кукурузные поля Небраски. Они обменивались репликами, шутками. Когда смех становился чересчур громким, они пристыженно умолкали и какое-то время ехали в тишине, но потом снова начинали говорить, шутить, смеяться.
Показался маленький городок, в котором жила Карла. Улицы, пересекавшие главную – Мэйн-стрит, – были пронумерованы. В здании церкви когда-то располагался универсальный магазин, потом ратуша, сейчас его венчал остроконечный шпиль, а внутри рядами стояли скамейки.