«Идиотизм», – подумала она, но не отпрянула и не вынула свою ладонь из его крепкой и теплой руки.
– Поедем? – спросил он.
Она стряхнула с себя наваждение.
– Куда?
Он улыбнулся:
– Доверься мне!
– О как! – усмехнулась она. И с сомнением спросила: – А стоит?
Он кивнул:
– Не сомневайся.
Она вздохнула и пожала плечом.
В машине они молчали, а по радио хрустальным голосом пела бесподобная и невыразимо печальная Анна Герман.
– Это все из тех лет, – сказала она. – Впрочем, как и мы сами.
Он посмотрел на нее:
– Вот это точно не повод для расстройства.
– Это реальность, – грустно сказала она. – И было бы глупо этого не замечать.
– Смотря как к этому относиться, – не согласился он.
– Как ни относись, а довольно глупо делать вид, что еще многое возможно и подвластно. Всему, знаешь ли, свое время. – Она вздохнула и закурила.
– Ты увидишь, что все это не так, – тихо сказал он.
Она рассмеялась:
– Оптимизм в нашем возрасте – это почти диагноз.
Они въехали в плохо освещенный двор где-то в районе «Динамо», он открыл дверь машины и подал ей руку. А потом опять обнял ее.
Она слегка отодвинулась и внимательно посмотрела на него. Что ж, если я приняла эти правила игры, то нечего выпендриваться. Будем делать вид, что для меня это рядовая ситуация. Господи, только бы не упасть, как дрожат ноги!
Он долго возился с ключами, и она поняла, что это не его квартира. Они вошли в сумрак прихожей, и он нащупал кнопку выключателя. Она огляделась: это была типовая однокомнатная квартира, явно убежище холостяка.
– А ты предусмотрительный, – усмехнулась она.
– Это квартира брата, – ответил он. – Брат месяцами торчит в Новосибирске, у него дела.
– А ты, как я понимаю, поливаешь цветы, – с сарказмом бросила она.
Они прошли на кухню, и он налил в чайник воды. Она смотрела на него и думала: «А он, наверное, ходок еще будь здоров. А что, такие мужики еще о-го-го как в цене. Только зачем ему я? Наверняка может рассчитывать на кое-что и посвежее, и получше. Например, на разведенку лет тридцати пяти».
Они долго пили чай, пытаясь скрыть возникшую неловкость, а потом она поднялась со стула и сказала:
– Ну, мне пора. Ты едешь или останешься здесь?
– Я отвезу тебя, – ответил он.
В коридоре он подал ей пальто, а потом порывисто и отчаянно прижал к себе и поцеловал в плотно сжатые губы.
– Не ведаем, что творим, – пробормотала она и обняла его за шею.
Господи, а ей казалось, что она уже все и давно знает про эту жизнь. Что вряд ли ее можно чем-то удивить, а тем паче потрясти.
Она лежала у него на плече и водила пальцем по его животу.
– Надо двигаться, – вздохнула она. – А как не хочется. – Она тихо засмеялась.
Он наклонился и поцеловал ее закрытые глаза.
– Завтра увидимся?
– Ну ты разогнался! Такими темпами! И потом, завтра тридцатое.
– И что? – не понял он.
– Эх ты! – улыбнулась она. – Тридцатого все порядочные хозяйки варят холодец.
Он рассмеялся.
В машине они молчали, только иногда, освободившись от руля, на светофоре, он брал ее руку. У подъезда она торопливо чмокнула его в щеку и уже с тревогой посмотрела на свои освещенные окна на пятом этаже и выскочила из машины. Поднявшись на лифте, она выглянула в окно общего коридора. Его машина все еще стояла у подъезда.
А потом была суета и предновогодняя колготня. Ей почему-то вздумалось позвать гостей – впервые за последние годы. Она летала по квартире, не чувствуя усталости, зачеркивая на листке бумаги уже выполненные пункты – гусь с яблоками, салаты, пирог с капустой, «Наполеон».
Пришли соседи, милая немолодая пара с внучкой, приехала сестра мужа, одинокая, нелюбимая золовка, точная копия братца – угрюмая, вечно недовольная всеми и вся. Но Стефе было на все наплевать. Она рассаживала гостей, резала пироги, укладывала румяного красавца гуся на блюдо, украшала салаты.
– Что-то ты, мам, какая-то возбужденная, – точно подметила, поджав губы, дочь.
– Все вам плохо, – откликнулась она. – Может же быть у человека хорошее настроение!
– Да? – скептически удивилась дочь. – С чего бы это, интересно?
Она улыбнулась и повела плечом:
– А просто так.
– Ну-ну, – мрачно заключила дочь.
В три часа ночи она зашла в ванную и набрала его мобильный. Он не ответил на звонок. «Идиотка!» – ругнулась она, сидя на бортике ванны. Теперь он увидит мой звонок и решит, что я выжившая из ума старая дура. Через минуту пришла эсэмэска: «Поздравляю тебя и желаю тебя». Опечатка, наверно. Она улыбнулась. «И желаю тебе». Глупо, конечно, ошибся в одной букве – и совершенно другой смысл. Она стерла сообщение и вышла из ванной. Настроение у нее было замечательное.