— Да нет, желание во мне живо, я чувствовал это и в первый, и во второй раз, и даже потом. Только в последнее время у меня в ответ на ее требования возникает отталкивающее чувство. Наверное, это из-за моей неспособности…
— Хэ-хэ-хэ! — Он засмеялся почти как человек. — Ты придаешь этому слишком большое значение. Разве ты не чувствуешь, что становишься от этого приземленным, даже вульгарным. Я говорю о твоем общем психическом состоянии. Твое физическое бессилие не может не влиять на движения души. Ты же образованный, должен понимать, что человек и окружающий его мир — единое целое. И часть ты должен рассматривать, только имея в виду целое. Если в одной части непорядок, то неужели это не влияет на другую? Скажи, ты еще не утратил свои убеждения, идеалы, честолюбие?
— Мне кажется, что на них ничто не повлияло, — неуверенно ответил я. — Возьми, к примеру, Сыма Цяня[12]. Ведь он смог написать свои «Исторические записки» уже после того, как его сделали евнухом…
— Хэ-хэ! — Он рассмеялся и фыркнул. Я понял, что Вороной развеселился. — Эх, пастух. Ты прочел столько книг, а делаешь элементарные ошибки в формальной логике. Я знаю про Сыма Цяня. Когда у вас шла очередная кампания, громкоговоритель кричал о нем каждый божий день. Но ведь с тобой совсем другое дело. Ты здоров и силен, как молодой жеребец. Тебя тащили к плахе, но ведь тело твое осталось целым, это душа твоя ранена. Что же ты себя сравниваешь с Сыма Цянем?
— Ты прав. Наверное, это все так. — Я опустил голову. — Продолжай, пожалуйста.
— Я уже говорил, что мы с тобой во многом похожи. — Я увидел, как его блестящий в темноте глаз ласково, по-родственному смотрит на меня. — С одной стороны — я. Меня кастрировали, я утратил силу желаний, мысли мои стали скучными, однообразными. Я изгой, не такой, как остальные кони. Я даже дошел до того, что стал говорить по-вашему. Теперь ты. Ты тоже пытаешься заниматься никому не нужной сейчас наукой, в лагере и здесь зубрил Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао. Ты их небось уже наизусть знаешь. Но физически ты остался здоров и этим не похож ни на Сыма Цяня, ни на меня. Твоя рана — в сердце. А в смысле дел, поступков мы опять похожи. Ты ничего не смог сделать за всю свою жизнь: тебя, так же как и меня, все время били, стегали, погоняли. Да, мы действительно подходим друг другу. Прекрасная компания — импотент на мерине! О, извини, если мои шутки тебе не нравятся! Хотя и здесь у нас есть что-то общее: мы так охочи до убийственной иронии и сатиры, но отпускаем множество мелких беззубых шуточек, мы занимаемся пустой болтовней, но мечтаем о великих истинах. Эх! Иногда мне кажется, что все вы, интеллектуалы-интеллигенты похожи на евнухов или по крайней мере обессилены вашей бесконечной говорильней. Если бы хоть каждый десятый из вас был настоящим мужчиной, страна не дошла бы до такого состояния. Я не знаю, что испытываешь ты, но мне давно уже тошно от слов, которые каждый день изрыгает громкоговоритель. Неужели с вашим умением манипулировать языком нельзя найти хотя бы новые формы словоблудия?
— Так, по-твоему, с моей жизнью уже кончено? — мрачно спросил я.
— Что значит — кончено? — Тон его сразу стал серьезным, он поднял голову. — Ты явился в этот мир, ты работал, ел, смотрел вокруг, слышал столько удивительных вещей. Например, о том, как один из руководителей государства в один миг стал преступником. Или как какой-то никому не известный бродяга, люмпен, вдруг превратился в заместителя Председателя партии, в которой состоят миллионы людей. Ну, а потом ты умрешь, ведь всякая жизнь проходит. Тебя еще можно считать счастливчиком: ведь ты жил среди беспрецедентного абсурда. Чего еще тебе желать? А, ты, наверное, имеешь в виду продолжение рода?
— Нет, на это я даже не надеюсь. Тем более, как ты сам сказал, если этот фарс будет продолжаться, то мои потомки смогут лишь повторить мою судьбу. Лучше уж им тогда и не рождаться. — Я сидел, обхватив голову руками. — Я думал, что человек живет для того, чтобы хоть что-то дать этому миру, хоть как-то послужить человечеству…
— О! Опять вечные истины, высокопарная речь! Ты никак не можешь избавиться от прежних недостатков, — перебил он меня. — Да ты взгляни хорошенько на нас. Мы каждый день трудимся, таскаем, возим туда-сюда. Разве это нельзя назвать служением человечеству, о котором ты говоришь? Вам, людям, всегда нужно как-нибудь поярче раскрасить самые обычные вещи. Выкапывание ямы под сортир обязательно становится результатом изучения работ Председателя Мао…
12
Сыма Цянь (145—86 гг. до н. э.) — китайский историк, автор знаменитых «Исторических записок».