Он вернулся к машине. Девушка сидела, откинувшись назад и закрыв глаза.
— Эй, эй, — сказал он. — Вы не умерли?
Она открыла глаза и улыбнулась:
— Я бы не возражала.
— Вы всегда так выветриваете дурь?
— Мне нравится представлять себе, что я сбежала. Но каждый раз я добираюсь только до этого места, не дальше.
— Но ведь так не может продолжаться.
— Первый раз я сбежала, когда мне было пятнадцать лет.
— Да, ваша мать рассказывала мне.
— О, она всем рассказывает.
— И ваш отец высек вас тогда. Видимо, недостаточно.
— А, так она сказала вам, будто отец высек меня? — Она улыбнулась и покачала головой. — Нет, он этого не сделал. Он сделал другое. Сказать? До того как перейти на государственную службу, папа был врачом — особым врачом. Когда девушки из богатых семей попадали в пикантное положение, они обращались к нему, и он все устраивал. Во всяком случае, так мне рассказывали в школе, и как раз из-за этого я и сбежала в первый раз. Конечно же, я не могла сказать маме об истинной причине побега. Когда меня привезли домой, мама решила, что я тоже в положении. И она попросила отца осмотреть меня.
Бедный папа пришел ко мне в комнату и не знал, что сказать. Мы всегда немного стеснялись друг друга. Я его воспринимала, скорее, как дедушку, как человека, который дает мне деньги на праздники. Осмотр длился всего минуту, но мне она показалась вечностью. А потом папа заплакал. Он упал на колени и плакал. Но я уже не испытывала ни малейшего сочувствия к нему. Я просто смотрела на него и думала, что теперь ни за что не вернусь в школу. Мне, знаете, нравилось в школе — мы там делали из папье-маше рельефные карты, а в день ангела матери-настоятельницы одевались как голландские девочки… Но когда я сбежала, то больше всего я переживала за свою команду — я отлично подавала, а тут первенство… Как я и ожидала, эти дуры без меня проиграли. У вас есть сигареты? Какой лунный свет! Я такого никогда не видела. Что там наверху, замок?
— Нет, монастырь, — ответил он, щелкая зажигалкой. — У меня там брат.
— Брат? Что он там делает с монахинями?
— Ничего он с ними не делает, — возмутился Пепе. — Он сам монах. Это мужской монастырь. Помните, недалеко отсюда отходит в сторону дорога? Мы ее проезжали. Так вот, она ведет наверх, в монастырь.
— И вы хотите, чтобы я отправилась туда?
— Вам нужна помощь. Может быть, мой брат Тони поможет вам.
— Все они вечно говорят одно и то же — надо завести детей и молиться.
— Давайте, я вас завтра туда отвезу.
Взглянув на часы, она хмыкнула и сказала:
— Завтра уже наступило. А как мы доберемся обратно до Кулуня[11]?
— На лодке, там есть перевозчики. Но машину придется оставить на этой стороне. Послушайте, Конни, — можно я буду называть вас Конни? — я хочу, чтобы вы запомнили: по этой дороге можно попасть туда, наверх, а не только сюда, вниз.
Когда они уже сидели в лодке, она положила голову ему на грудь.
— Наверное, эта китаянка думает, что мы любовники, — сказала она. — Это вашу девушку я видела в «Товарище»? Я часто думаю, как бы я жила, если бы была как все. Кстати, когда я сказала вам, что папа ничего не знает, я солгала. Должно быть, потому, что мне хочется вычеркнуть из памяти тот день, когда он узнал. Тогда мне впервые стало действительно стыдно из-за… из-за них. Он плакал. Такие люди, как папа, никогда не плачут. Смотрите, она поймала рыбу! Чудесная ночь, правда? Этот лунный свет… и тишина, и ваши руки… как будто мы влюбленные… Неужели нельзя так и кататься на лодке до утра?
Держась за руки, они шли к ее гостинице сквозь ночь, окаймленную черными деревьями на поблескивавших мостовых, ночь почти испанскую, ночь, в которой сверкали бриллианты и шуршали мантильи.
— Нет, этого я вам обещать не могу, — сказала она у дверей гостиницы.
Он настаивал, чтобы она побывала у Тони.
— Нет, не могу. И без того слишком много людей думают, что я просто сумасшедшая… или испорченная девчонка. Да, я знаю — вы так уже не думаете. Как мило вы краснеете, доктор! Ваш брат похож на вас? Но я ничего не обещаю. Спокойной ночи, доктор. А вернее, доброе утро, Пепе!
Она засмеялась и поцеловала его в щеку.
— А вы знаете, вы первый человек, которому я сказала «доброе утро» вчера и сегодня.
Небрежно помахивая сумочкой и насвистывая какую-то мелодию, она взбежала по ступенькам, толкнула стеклянную дверь, прошла по красному ковру под люстрой и задержалась возле портье. Пепе наблюдал за ней. Услышав слова портье, она вздрогнула и напряглась, потом круто повернулась, с перекошенным лицом, бегом бросилась к двери и, распахнув ее, упала на руки Пепе.