— Так он еще и студент?
— Меня в этом твердо заверили. Он учится… сейчас вспомню… А! На вокальном факультете Музыкальной академии имени Гнесиных, а в цветочной фирме подрабатывает. Вот станет потом звездой вроде Хворостовского, а вы будете вспоминать, как он вам персонально пел, стоя на лестничной площадке.
— А я при этом думала, что он своим пением прочищает ваш унитаз!
— Вот она, волшебная сила искусства, — пробормотал Туров.
Меня вдруг осенило:
— А в квартиру наш будущий гений не хотел входить, потому что на лестничной клетке акустика гораздо лучше, там резонанс.
Молодому человеку, наверное, сильно икалось, так часто мы его поминали. Боюсь, его выступление перед следующим клиентом было испорчено. Мы с Туровым совсем разошлись и, подначивая друг друга, заходились от новых приступов смеха. Вдруг Никита замер, схватился за левый бок и простонал:
— Чертов дизайнер! С виду мебель такая удобная, вот дня на этом диване не пролежал, как уже прихватило. Ой, Глафира, помогите, пожалуйста, мне подняться и до кровати дойти. Извините, конечно, ради Бога, но там уж я смогу вытянуться.
Я подставила ему плечо. Прикосновение его руки отозвалось в моем теле электрическим разрядом. Меня пробрала дрожь. О ужас! От Турова это не укрылось.
— Вам тяжело?
Какое счастье, что он ничего не понял!
— Ничего, ничего, — я принялась успокаивать его. — Как-нибудь доберемся.
Опираясь на костыль, он с моей помощью доковылял до спальни.
— Здравствуй, ложе! — поприветствовал он огромную кровать и тяжело на нее опустился. — Ох, что-то я совсем расклеился.
— Мне уйти?
— Нет, нет, нет! — принялся возражать он. — Это что, значит, вы уйдете наслаждаться себе весной и свободой, а я, бедный одинокий инвалид, останусь тут, брошен и неприкаян? Нет уж, не уходите, побудьте со мною, — дурным голосом пропел он.
— Никита, скажу вам честно: вас бы на вокальный факультет Гнесинки точно не приняли.
— Ваша правда, — покорно изрек он. — Мне в школе по пению ставили сплошные двойки.
— В школе не за голос двойки ставят, а за текст, — уточнила я. — Выучил — не выучил.
— А я и не учил, — с гордостью признался он. — Но мой голос нашему учителю тоже не нравился. И со слухом у меня тоже неважно было.
— Что-то в вас многовато пессимизма.
— Инвалид, что же вы хотите.
Он снова заохал и, кажется, даже побледнел. Я с тревогой склонилась над ним:
— Никита, вам плохо? Может, лекарство дать?
Не успела я ничего сообразить, как он резким движением обхватил меня за плечи и притянул к себе.
— Да, мне плохо, — глаза его лихорадочно блестели. — Мне нужно лекарство. И это лекарство — вы!
— Никита, что вы! Пустите!
Я изо всех сил пыталась вырваться, но он не ослаблял объятий, мои же маневры были ограничены. Я боялась ненароком ударить его по больной ноге.
Лицо его неумолимо приближалось к моему.
— Я хочу тебя поцеловать, — шептали его губы. — И ты тоже этого хочешь. Я же вижу.
Наши губы слились, и я забыла обо всем. И он забыл. Даже о своей больной ноге…
Когда я поглядела на часы, меня подбросило на кровати.
— Ты куда? — всполошился Никита.
— Куда, куда. Что я теперь скажу на работе? У меня после тебя должны были состояться две очень важные встречи. На одну я уже опоздала, да и на вторую не уверена, что успею.
— Плевать, — обнял меня Никита. — В Москве всегда все вечно опаздывают. Пробки.
— Пробки! — воскликнула я. — Но не на три же часа!
— Позвони и скажи: замок сломался.
— Какой еще замок?
— Была у клиента, а у него в дверях замок заклинило, и теперь ты выйти не можешь. Пускай кто-нибудь тебя заменит.
— Мне не поверят!
— Не скажи. Почти у всех моих знакомых хоть раз в жизни замки ломались, даже в элитных дверях. Успокойся, поверят. Уверяю тебя, это актуальная тема. Главное говори: «Сидим и ждем слесаря». Что есть почти правда, — и он засмеялся.
Я кинулась звонить. Как ни странно, мне действительно сразу поверили, принялись сочувствовать и всем наличным составом «Фиесты» давать советы.
— Вот видишь, — Никита был очень доволен.
— Все же мне надо ехать.
— Э-э, нет. Я столько времени ждал.
Он снова начал меня целовать. Я слабым голосом проговорила:
— Так и быть, еще часик.
И тут раздался звонок домофона.
— Охранник, будь он неладен, — в сердцах бросил Никита. — Кого там еще принесло? Глаша, подойди, пожалуйста, спроси.
Из домофона послышалось:
— К вам снова посыльный из «Каро-сервиса». Пускать?
— Сейчас выясню, — отозвалась я.
Пришлось возвращаться в спальню.
— Никита, там опять этот поющий цветочник. А ну признавайся, ты второго романса ему не заказывал?
— Нет, клянусь. Это его собственная инициатива. Посылай куда подальше. Он мне уже надоел.
— Не пускайте, — сообщила охраннику я. — Мы не заказывали.
Из трубки донеслись возмущенные вопли.
— Вы в получении расписаться забыли, — перевел мне вопли студента охранник. — А их за это в магазине штрафуют. — Судя по сочувственному тону, он проявлял солидарность со студентом.
Мне тоже стало жаль восходящую звезду вокала.
— В таком случае пропустите. Ой, но я ведь совсем голая! — вырвалось у меня.
В трубке хрюкнули. Ну и дура же я! Ляпнула, не отключившись!
— Не волнуйтесь, он подождет, пока вы оденетесь, — охранник то ли решил меня успокоить, то ли издевался.
Певец-посыльный предстал пред мои светлые очи минут через пятнадцать. Вид у него был одновременно оскорбленный и смущенный, а на меня он украдкой поглядывал так, словно я была еще неодета, что в свою очередь заставило смущаться меня. Я расписалась в квитанции.
— Никогда еще таких трудных клиентов не было, — буркнул он, пряча бумажку в карман.
— Вам бы моих клиентов, — гордо отозвалась я и немедленно пожалела.
Судя по выражению его лица, он интерпретировал мой ответ по-своему и многозначительно бросил:
— Бывает.
Ну естественно. Голая женщина в не принадлежащей ей квартире, у которой бывают клиенты! У него не осталось сомнений, чем я занимаюсь. Да и у меня на его месте, наверное, тоже не осталось бы. Несмотря на это, в его взгляде сквозило уважение. Я перевела это так: дама хоть и не юная, а спросом пользуется. Вон в какой дом выписывают, да еще заказывают для нее цветы с серенадой.
Я уже собиралась с ним распроститься, когда в переднюю приковылял из спальни Никита в халате.
Вид вновь прибывшего вызвал новый всплеск интереса у цветочного певца. Видимо, теперь он окончательно убедился в характере моей трудовой деятельности. Я не сомневалась, что по возвращении в «Кару» он обсудит с коллегами «интересных клиентов». Стыдно было ужасно.
— Это вам, — протянул посыльному сложенную купюру Никита. — В порядке компенсации за забывчивость моей подруги.
Достоинства купюры я разглядеть не успела, так быстро цветочник-певец засунул ее в карман. Однако, судя по всему, он остался доволен и с улыбкой воскликнул:
— Обращайтесь, пожалуйста, в любой момент! Я сейчас арии из итальянских опер разучиваю. Со следующим заказом могу исполнить. А хотите, одну спою прямо сейчас? Так сказать, на прощание и в качестве бонуса.
— Нет, нет, нет, спасибо большое, — я поспешила остановить его. — Отложим до следующего раза.
Я вовремя захлопнула дверь, потому что Никита уже сполз на пуфик под вешалкой и корчился от беззвучного хохота.
— Ой, не могу! — в следующий миг простонал он.
— Так тебе и надо. Сам виноват, — с напускной суровостью проговорила я. — На будущее поостережешься заказывать такие дурацкие вещи.
— Какое там будущее! — продолжал хохотать он. — Будущего не будет. Я прямо сейчас умру. Надо же, итальянские арии! Это под какие же цветы, интересно?