И чуть не задохнулся… от удивления и подкатившего раздражения.
Гермиона сидела на письменном столе: короткая юбка задралась, открывая моему взору округлое бедро. Я даже сглотнул: в конце концов, я мужчина, хоть и пытающийся поступать правильно. С недавних пор. Но против инстинктов не попрешь.
— Гермиона, что ты… — фраза оборвалась на полуслове, потому что Грейнджер явно поняла, какую имеет надо мной власть: ее легкие пальчики заскользили от груди к животу, ловко справляясь с пуговками на платье-халатике. Тут же замелькало соблазнительное тело…
В штанах вдруг стало невыносимо тесно: вчерашнее неудовлетворенное желание быстро дало о себе знать. Твою мать! Если ты такая ненасытная, Грейнджер, то к черту все мои принципы! А гори все синим пламенем!
Наверное, все бы закончилось бурным сексом в этой неоскверненной обители, если бы ее тихий голосок, в котором явно слышались нотки затаенной горечи и обиды, не пробил пелену возбуждения, уже затуманившую мой мозг:
— Что же вы медлите, хозяин? Я всегда к вашим услугам, чтобы помочь расслабиться…
И смотрела, смотрела своими огромными глазищами прямо в мою прогнившую душонку. И я уверен, мне не показался в них огонек презрения, смешанного с разочарованием. Как будто говорила: «Вот что значат все ваши слова, профессор!»
Это осознание отрезвило, а ноющая боль внизу живота от очередного обманутого желания подняла во мне волну нешуточной ярости.
Я быстро направился к девчонке, замечая, что она вся сжалась и уже не выглядела такой расслабленной и непринужденной. Боялась.
Стянул ее со стола и, сжав локти, заставил не опускать глаза.
— И в какой из моих фраз вы услышали предложение залезть на стол и раздвинуть ноги? — яростно прошипел ей в лицо.
Видел, как румянец коснулся бледных, немного впалых щек. Наверное, Тинки права. Девушка совсем мало ест. С этим тоже нужно разобраться.
— Вы же сами сказали…
— Что вы несете, мисс Грейнджер?! — рявкнул я, вновь переходя на официальное обращение.
А потом не выдержал: губы сами собой сложились в привычную ехидную усмешку:
— Интересно, а самая правильная староста Гриффиндора всегда таким образом расслаблялась в библиотеке? — девушка вздрогнула, но я продолжил: — То-то я много раз ловил вас после отбоя на выходе с вашим рыжим дружком! Странно, если вашей успеваемости такие посиделки с расслаблением и принесли пользу, то вот что-то на Уизли они никак не сказались. Каким был всегда тупоголовым, таким и…
— Замолчите! — отчаянный крик из самых недр ее души.
Я от неожиданности даже заткнулся, так и не закончив обличительную, уничтожающую речь.
— Не смейте так о нем говорить! Рон замечательный! — кажется, девчонка начала задыхаться от подступивших слез.
— Ах, замечательный! — но и моя ярость не знала тормозов. Я сильнее сжал Гермиону, до хруста в хрупком тельце. — Что же тогда этот герой позволил тебе оказаться в борделе?
Вот тот вопрос, который грыз меня с самой первой встречи. Уизли — чистокровные маги. Насколько я помнил из списков, погибшим числился только один из близнецов, даже не помню, который именно. Их семья приняла, пусть и без охоты, но приняла Лорда. Пришлось принять, чтобы сохранить жизнь всем многочисленным родственникам. Так почему не забрал ее к себе? Не женился? Это не запрещено, хоть и не желательно, но все же…
— Вы ничего не знаете, — надломленным шепотом проговорила девушка, вырывая меня из пучины мысленных вопросов.
— Так расскажите мне! Расскажите, как так получилось!
Но Гермиона вся сжалась в моих руках, зажмурилась, будто закрываясь от моего жадного, требующего объяснений взгляда… Я видел, как она упрямо поджала губы.
Не расскажет…
По щекам девушки заструились слезы. Я утер слезинки пальцами. Наверное, следовало утешить. Но я не знал как… Не умел… Не научился за все свои немалые годы…
Поэтому предпочел молча уйти и оставить ее одну… Чувствовал себя гадко: довел и оставил…
Но что-то мне подсказывало, что мое присутствие вряд ли помогло бы девушке быстрее прийти в себя.
***
Целый день я провел, запершись в своей лаборатории, стараясь таким образом оградиться и от расстроенной девушки, и от беспокойства за нее. Время летело незаметно, когда я, как всегда, склонялся над дымящимися котлами, помешивая, разливая по флаконам. Я забывал обо всем, отдавшись во власть любимого дела.
Опомнился только, когда Тинки, жутко краснея и заламывая ручонки, но все равно непреклонным тоном заботливой мамочки сообщила, что ужин уже накрыт. Желудок вмиг откликнулся неприятным, требовательным спазмом, напоминая про пропущенный обед.
— Сейчас приду, — заканчивая подписывать пузырьки и расставляя все в идеальном порядке, заявил я.
Счастливая домовая бесшумно исчезла.
Манящие запахи подстерегали уже на лестнице. Стол был сервирован на двоих, но Грейнджер в комнате не было.
— Тинки, ты позвала девушку?
Домовая вдруг прижала свои большие уши к щеками, с ужасом и смущением посмотрела на меня.
— Нет, — я видел, как огромные глаза домовой наполняются крокодиловыми слезами. — Тинки сейчас, одну минуточку…
— Стой! Я сам, — не дожидаясь новых причитаний и скулежа, взлетел по лестнице на второй этаж.
Я не злился. Просто девчонка и без моих подсказок могла бы все-таки догадаться спуститься в столовую.
Нечто, очень похожее на нерешительность, овладело мною, когда я замер перед дверью в комнату Гермионы. Врываться и пугать не хотелось. Нужно вспоминать хорошие манеры и вести себя, как мужчина с женщиной, а не как хозяин с рабой.
Негромко постучал: раз, два, три. В ответ тишина. Недовольство тут же шевельнулось в груди, но я заставил себя медленно приоткрыть дверь.
В комнате царил полумрак: догорающий камин освещал стены неравномерными полосами света. Грейнджер, свернувшись калачиком, спала в большом кресле. Я невольно подошел ближе, пристально, без опаски разоблачения, вглядываясь в каждую черточку. Личико было припухшим от слез, но все равно было прекрасным и нежным. Ресницы чуть заметно подрагивали во сне, а губы слегка шевелились, будто девушка что-то бормотала сквозь сон, но, как я не прислушивался, до меня не доносилось ни звука. Каштановые локоны, которые в таком освещении казались совсем темными, растрепались по спинке и подлокотнику…
Она обнимала себя руками, и только оказавшись так близко, я понял, что Гермиона дрожит. Слегка прикоснувшись к ней тыльной стороной ладони, осознал, что она замерзла.
Одним из минусов таких домов — помещение остается холодным даже в самую знойную пору… А на Грейнджер было слишком открытое платье.
Поддавшись мужской природе, мой взгляд не мог не заметить упругие полушария в вырезе сарафана, оголившееся бедро с аппетитной линией ягодицы…
Тряхнув головой и отгоняя от себя начинающее зарождаться возбуждение, отвернулся и направился к двери. На пороге все же не выдержал: вернулся и, аккуратно подхватив одной рукой под спину, а второй — под колени, перенес на кровать.
Девушка смешно поморщила носик, опять напоминая прежнюю девочку-ученицу, и что-то прошептала, но я не разобрал ни слова.
Призвав плед, укрыл Гермиону теплой тканью до самого подбородка. По мере того, как она согревалась, личико расслаблялось и становилось безмятежнее… Даже тень улыбки скользнула по губам.
Уходи, Северус.
Убегай быстрее. Не тревожь ее спокойствие. Хотя бы сейчас.
Я все же поддался своему желанию и, нависнув над ней, скользнул губами по лбу, носу и запечатал на подрагивающих в улыбке губах нежный поцелуй. Девушка слегка вздрогнула, но, судя по равномерному дыханию, так и не проснулась.
А я поспешил выскользнуть из ее комнаты… Гермиона заслужила спокойствие и отдых.
***
Я проснулся от ужасного, душераздирающего крика.
Еще окончательно не опомнившись ото сна, но уже с зажатой в ладони палочкой, вылетел в коридор. За себя я не боялся, но теперь в моем доме появился еще один человек. А я очень не хотел, чтобы Грейнджер причинили вред.