Любишь…
Ты любишь меня.
Любишь!
Вот когда мое сердце запело от счастья, вот когда для меня рухнул последний барьер. Любишь…
Не в силах произнести ни слова, я накрыла твои губы своими, углубляя поцелуй, пытаясь донести этими действиями ответное признание.
Кажется, это было впервые, когда я самостоятельно поцеловала тебя… по-настоящему…
Ты ответил на мой порыв со страстью и отзывчивостью, но уже через минуту отстранил от себя, глядя на меня так… что я забывала, как дышать…
В твоих глазах было столько надежды, тепла, любви — теперь я нашла объяснение тому прекрасному огоньку, что часто замечала в антрацитовых омутах. Ты в который раз пытался сдержать свое слово. Но… Я сама этого хотела. Сама!
Ведь я люблю тебя!
Я видела, как ошарашено ты на меня смотришь… Любимый, неужели не поверил? Неужели засомневался?
Сколько в твоем взгляде было страсти, желания… Эти чувства просто сжигали меня, заставляя сделать еще один шаг навстречу, заставляя наконец-то тебе открыться…
Северус, милый, я столько месяцев тебя мучила, столько месяцев ты сдерживал себя, но несмотря на это, ты был трепетным и бережным, таким нежным… Ты будто боялся навредить мне, раздавить, сделать больно. Несмотря на обуревавшее тебя возбуждение, ты все равно в первую очередь думал обо мне… Не только в этот раз, но и в последующие. Всегда. Мои чувства, мои ощущения были для тебя на первом месте. Наверное, так заботиться о своей женщине может только по-настоящему любящий мужчина.
Ты не пропускал ни единого участка моего тела, воспламеняя, туманя разум, обостряя все чувства и ощущения.
Я старалась не отставать: слыша твои рваные выдохи, глухое рычание и стоны неприкрытого желания, чувствовала себя самой счастливой, желанной…
Я скользила кончиками пальцев по твоему лицу будто слепая. Сейчас пальцы были моими глазами. Сколько раз я исподтишка любовалась каждой черточкой: и этой морщинкой на лбу, и маленьким, едва заметным шрамом на левой щеке ближе к уху, упрямым изгибом тонких, но невероятно манящих губ, горбинкой носа…
Ты перехватил мою ладонь, осыпая поцелуями каждый палец, словно благодаря за только что подаренную ласку. А язык игриво прошелся вверх к запястью, запуская по телу своими невинными касаниями волны желания.
Внизу живота притаилась сладостная нега: с каждым нежным, трепетным, но невероятно страстным поцелуем это пленительное ощущение нарастало, заставляя терять голову от предвкушения.
Я хочу тебя
Безумно хочу.
Сейчас же.
Пальцы теребили пуговички на сюртуке: несмотря на то, что меня просто потряхивало от возбуждения, руки еще подчинялись…
Ощущая под своими ладонями твой обнаженный торс, чувствуя, как перекатываются под пальцами напряженные мышцы, слыша как бешено бьется твое сердце и тяжело вздымается грудь, чувствуя, как твои горячие ладони скользнули мне под свитер, а ногти слегка оцарапали поясницу, оставляя сладостно-саднящие ощущения, последние крупицы разума были сметены желанием и страстью.
Я крепко обвила тебя за шею, провела ладонями по широким плечам, прижимаясь еще теснее. Мои губы с жадностью нашли твои. Языки боролись друг с другом, затевая невероятный, жаркий танец страсти, каждым движением, каждым касанием отдаваясь почти болезненным жаром между ног…
Я помогала тебе освободить себя от одежды: долой эти барьеры! Хочу почувствовать тебя всего! Хочу быть твоей! До конца! Полностью! Каждой частичкой, каждой клеточкой!
Ты подхватил меня на руки, усаживая на подоконник, шепча своим бархатным, низким голосом какие-то слова. Я растворялась в твоих ласках, прикосновениях, шепоте. Твои глухие стоны доводили меня до исступления, заставляя почти воспламениться, заставляя кричать в ответ о своем желании.
Я хочу тебя.
Быстрее, милый! Пожалуйста!
И было плевать на боль от резкого начала. Зато теперь ты мой, теперь я наконец-то твоя! Теперь мы одно целое!
Мне все равно было хорошо: боль смешивалась с желанием почувствовать тебя глубже, теснее! Яростные толчки, но при этом невероятно мягкие прикосновения пальцев к шее, спине, ласковые поцелуи, сладостные укусы — все это побуждало двигаться тебе навстречу, прося большего, желая ощутить тебя в себе до предела!
Ты вдруг покинул меня, оставляя саднящую пустоту: неудовлетворенное желание искрами боли заполыхало внизу живота, вырывая из глубин души разочарованный всхлип.
Но ты сразу это исправил: твои пальцы, губы, язык — они творили что-то невероятное, заставляя меня кричать от удовольствия, скручивающего в тугой узел все внутри, вынуждая рвано хватать ртом воздух, а пальцами зарываться в твоих волосах, болезненно сжимая, притягивая тебя к себе, непроизвольно требуя еще теснейшего контакта.
Чувствовала, как внутри все начинает дрожать, как яркие огоньки один за другим вспыхивают в моем затуманенном от удовольствия мозгу, как волны сладостного экстаза пробегают под телу, срывая с губ стон восхищения…
Северус.
Мой любимый.
Мой Северус…
Не успело звучание твоего имени раствориться в моем очередном стоне, как ты уже накрыл мои губы нежным, бережным поцелуем, опять оказываясь во мне, продлевая наслаждение, запуская по телу новую восхитительно-тягучую волну удовольствия…
После яркой, насыщенной кульминации ты долго осыпал мое лицо короткими, но нежными поцелуями. Время будто остановилось.
Подхватив на руки, унес меня в кровать, крепче прижимая к себе, укутал нас одеялом. Мы ничего не говорили: все признания уже были сказаны вслух.
Мы смотрели друг другу в глаза: я растворялась в твоих омутах, в той неприкрытой любви, которая плескалась на дне. Ты нежно гладил пальцами мое лицо, обводя каждый изгиб, а я зарывалась ладонью в твои волосы, пропуская шелковистые прядки между пальцами, гладила твои плечи, сильные руки…
Да, теперь мы признавались в своей любви жестами и взглядами…
Именно тогда, именно в ту ночь я наконец-то почувствовала себя по-настоящему нужной и любимой…
Северус, ты помог мне вернуть себя, зажить полноценной жизнью, ты помог мне узнать, что я все еще способна любить…
Шло время…
Для меня это все из уютного, маленького мирка превратилось в личную сказку. В нашу сказку.
Честно? Я так расслабилась, что совершенно позабыла об инциденте с Маклаггеном, наверное, именно поэтому то злосчастное утро настолько меня потрясло.
Я увидела, как ты нахмурился, увидела, как что-то тревожное промелькнуло в твоем взгляде: что же написано в этой статье?
Руины дома, который восемь месяцев был для меня своеобразной золотой клеткой, узнала сразу…
В голове зазвенел тревожный колокольчик: и эта трель, этот навязчивый перезвон сложился в имя — Кормак Маклагген. Даже не сомневалась, что он стоит за этим внезапным поджогом и за смертью всех невинных жертв.
Нет, я не испытывала теплых чувств к мадам Харрис. Да и откуда им было взяться? Но даже такая, как она, не заслуживала настолько страшной, мучительной смерти.
Господи, а все девочки…
Это же все из-за меня! Так Маклагген попытался намекнуть, припугнуть, напомнить, что за любую мою оплошность будут расплачиваться другие…
Эта чертова газета заставила меня очнуться, вспомнить, с кем я имею дело.
В голове яркими буквами полыхали его слова, которые Кормак произнес той памятной ночью: Месть должна быть изощренной. Такой, чтобы ты получал удовольствие… О, как это будоражит, как это распаляет, когда ты строишь комбинации, когда перекрываешь все пути к отходу, когда загоняешь жертву в капкан… а жертва все понимает, чувствует мое дыхание у себя за спиной, но ничего не может поделать, потому что глупее…
А вдруг он уже успел навредить Уизли? Успел им сделать что-то? Вдруг? Тогда об этом обязательно напишут!
Я вырвала из твоих рук эту газету, даже не задумываясь над тем, что ты подумаешь, не задумываясь, что нужно будет как-то отвечать за свои действия, объяснять этот всплеск!
В голове стучала мысль, пронзающая острой, отравленной иглой мое сердце, туманя отчаянием разум, сковывая ледяной коркой ужаса!