— А что насчет свидетеля, о котором ты упомянул в телеграмме?
— Я как раз подхожу к этому. Это — единственная соломинка надежды. Даже если они никогда не узнают, кто это сделал, меня она может спасти. Необходимо сделать находку. Лишь это может спасти меня. — Он помолчал и продолжал: — Где-то есть женщина, она существует, и это так же точно, как и то, что мы сейчас находимся в этой камере. Она может спасти меня, указав время, когда мы встретились с нею в баре, находящемся в восьми кварталах от моего дома. Это случилось в десять минут седьмого. И она это знает так же точно, как и я, кем бы она ни была. Естественно, что, если бы я совершил убийство, то не смог бы в это время находиться в баре. Джек, если ты хочешь мне помочь, если ты хочешь спасти меня, обязательно найди эту женщину! Она и только она может спасти меня!
Ломбар долго молчал.
— Где же ее можно найти? — спросил он наконец.
— В любом месте под солнцем, — последовал ответ.
— Фью! — свистнул Ломбар, подходя к нему. — Если полиция потерпела неудачу, если твой адвокат потерпел неудачу, если все потерпели неудачу, то какой же у меня шанс разыскать ее через много месяцев и всего за восемнадцать дней?
Вошел надзиратель.
Ломбар похлопал Гендерсона по плечу и направился к выходу.
Гендерсон вскочил.
— Ты не хочешь пожать мне руку? — воскликнул он.
— Зачем? — удивился Ломбар. — Завтра я снова приду к тебе.
— Ты хочешь сказать, что не бросаешь меня?
— Разве я дал тебе повод сомневаться во мне? — сухо спросил Ломбар.
Глава 10
Семнадцатый и шестнадцатый дни перед казнью
Ломбар прошелся по камере, сунув руки в карманы и глядя на свои ноги, как будто никогда раньше не видел, как они работают.
— Скотт, — сказал он, — ты должен придумать что-нибудь получше. Я не волшебник. Я не могу разыскать ее в толпе лишь по шляпке.
— Послушай, — устало сказал Гендерсон, — я все время думаю об этом, и меня уже тошнит. Меня тошнит от этого даже во сне. Я не могу вспомнить ни единой детали!
— Неужели ты вообще не смотрел ей в лицо?
— Должно быть, я делал это много раз, но просто не обратил внимания.
— Давай начнем сначала, повторим все еще раз. Не смотри на меня так, это единственное, что мы можем сделать. Она уже сидела на стуле за стойкой, когда ты вошел. Может быть, ты скажешь, какое первое впечатление сложилось у тебя о ней. Попробуй мысленно вернуться назад.
Иногда воспоминание о первом впечатлении оказывается куда более точным, нежели подробное описание, составленное на основании последующих размышлений. Так каково было твое первое впечатление?
— Рука, тянущаяся за печеньем. Ломбар внимательно посмотрел на него.
— Ты же не мог слезть со стула, подойти к человеку, заговорить с ним, не зная, что это за человек? Скажи, как ты узнал, что это — женщина? Ведь не думаешь же ты, что обратился к зеркалу? Так как ты узнал, что это — женщина?
— На ней была юбка, поэтому она была женщиной. она не пользовалась костылями, поэтому была здоровой. В тот момент меня занимала всего одна мысль. Я смотрел на нее и мысленно видел Мою Девушку. Чего ты ждешь от меня? Что, по-твоему, я должен тебе сказать?
Ломбар долго молчал, разглядывая свои ноги,
— Как звучал ее голос? — наконец, спросил он. — . чем она тебе говорила? Откуда она родом? Что ты знаешь о ее прошлом?
— Она окончила среднюю школу. Она местная. Она разговаривала, как все мы. Чисто столичный выговор. Голос ее звучал бесцветно, как кипящая вода.
— Раз ты не заметил акцента, будем считать, что она местная. А что в такси?
— Ничего.
— А в ресторане?
— Ничего, Джек, — Гендерсон беспомощно развел руками. — Бесполезно, Джек. Это ничего не дает. Я не могу, не могу! Она ела и разговаривала. Вот и все, что я помню.
— Да, но о чем?
— Я не могу вспомнить. Я не могу вспомнить ни слова. Это не значит, что нечего вспоминать. Просто мы молчали больше, чем говорили, и ни о чем серьезном не разговаривали. Рыба превосходная. Война ужасная. Сигарету хотите? Нет, спасибо.
— Ты меня сведешь с ума! Ты уверен» что любишь Свою Девушку?2
— Конечно. Только не надо об этом. — А в театре?
— Она вскакивала с места. Я уже тебе три раза говорил об этом. Какие могут быть разговоры во время представления? Ты же сам сказал, что разговор во время представления ничего бы не дал,
— Да, но почему она вставала? — Ломбар подошел поближе к нему. — Занавес поднялся. Люди не встают без причины.
— Я не знаю, почему она вставала. Я не читал ее мысли!
— Судя по всему, ты даже собственных мыслей не читал. Хорошо, к этому мы вернемся позже. — Он снова прошелся по камере. — Когда она вставала, ты смотрел на нее?
— Конечно, смотрел. Но чисто рефлекторно. Мои глаза были устремлены на нее, но ее я не видел. Я все время смотрел на нее, но не видел.
— Это мучение, — сказал Ломбар, скорчив гримасу. — Я вижу, от тебя никакой пользы нет. Но должен же быть кто-то, от кого может быть польза. Должен же был кто-то видеть тебя с ней! Не могут же два человека бродить по городу шесть часов и быть невидимыми!
— Я тоже так подумал, — сухо улыбнулся Гендерсон. — Но оказалось, что я не прав. Видимо, в ту ночь город охватил массовый астигматизм. Иногда даже мне кажется, что это было галлюцинацией, что ее не было вовсе, а мне в голову запала бредовая идея.
— Ты должен сам разобраться в этом, — сухо сказал
Ломбар.
— Время истекло, — раздался голос из-за двери.
Гендерсон поднял с пола обгоревшую спичку и подошел к стене. На стене в два ряда были проставлены вертикальные черточки. Верхний ряд был перекрещен наподобие буквы X. Обугленной спичкой он перечеркнул очередную черточку.
— Хорошо, пойдем дальше, — сказал Ломбар, доставая бумагу и карандаш.
— Давай… для разнообразия, — кивнул Гендерсон.
— Ты ведь знаешь, чего я хочу, не так ли? Я хочу поработать над другим материалом. Над материалом, с которым еще никто не имел дела. Нужны свидетели, которые не вызывались в суд. Люди, которых просмотрели и копы, и твой адвокат Грегори.
— Ты хочешь немногого. Тебе нужны второго сорта призраки, которые сумеют помочь разыскать призрак первосортный. Лучше для этой цели пригласить какого-нибудь медиума.
— Мне наплевать, как они себя вели; они, например, могли толкать вас обоих локтями на улице или где-нибудь в помещении. Сперва надо попытаться их найти. Не думаю, что вы были прозрачными. Кто-то должен был вас видеть. Итак, бар.
— Неизменный бар, — вздохнул Гендерсон.
— Бармен уже использован. Кто-нибудь другой может помочь. Любой, кроме вас двоих.
— Нет…
— Подожди. Не насилуй себя. Подумай. Такие вещи нельзя вспомнить так просто. Подумай, только не напрягайся.
Молчание длилось четыре или пять минут.
— Хорошо. Девушка в кабине повернулась и посмотрела ей вслед, когда мы уходили. Годится?
— Годится. — Карандаш Ломбера начал двигаться по бумаге. — Именно такие факты мне и нужны. Ты можешь сказать мне еще что-нибудь об этой девушке?
— Нет, еще меньше, чем о женщине, с которой я был. Я помню только поворот головы.
— Продолжай.
— Такси. Это было использовано. Он вел себя на суде,
как комик.
— Ресторан. Там была гардеробщица?
— В том-то все и дело. Я был один, когда вошел в зал и сел за стол. Призрак отправился пудриться. Когда она присоединилась ко мне, ее шляпка была с ней.
Карандаш Ломбера снова забегал по бумаге.
— В дамской комнате могла быть какая-нибудь служительница. Если ее не заметили рядом с тобой, то, может быть, видели без тебя. В ресторане головы поворачивались в ее сторону?
— Она присоединилась ко мне потом.
— Перейдем к театру.
— У входа стоял швейцар. Я помню его странные усы. Он с сомнением посмотрел на ее шляпку.
— Хорошо. Он годится. Что в театре?
— Мы немного опоздали и прошли на свои места в темноте. Лишь карманный фонарь освещал нам путь.