— Да, да, — быстро сказал Гендерсон, — и, видимо, поэтому не заметили, как села она, потому что смотрели в другую сторону. Но я уверен, что когда мы сидели в машине…
— Когда вы сидели в машине, я не поворачивался к вам, я смотрел на дорогу! И я не видел, чтобы она выходила из машины!
— Мы еще зажгли свет, — умоляющим тоном сказал Гендерсон. — Вы же этого не могли не видеть, и, кроме того, в зеркале должны были видеть…
— Все, теперь я уверен, — быстро сказал шофер, — Теперь я положительно уверен. Я работаю уже восемь лет. Если вы говорите, что зажгли свет, значит, вы там были один. Я еще не видел, чтобы парочка в такси зажигала свет. Наоборот, всем нужна темнота. Если в машине горит свет, можете смело держать пари, что пассажир сидит там один.
Гендерсон едва мог говорить. У него перехватило дыхание.
— Как же вы можете помнить мое лицо и не помнить ее? — тихо произнес он,
— Вы сами не помните ее, — ответил Барчесс раньше, чем таксист успел открыть рот. — Вы утверждаете, что провели с ней шесть часов, а он — меньше двадцати минут, да еще сидел к вам спиной. — Он повернулся к Элпу: — Так что же вы можете сказать в заключение?
— Я скажу вот что. Когда я вчера вечером вез этого человека, в машине с ним никого не было.
В «Мэзон Бланш» они приехали перед открытием, и им пришлось пройти в ресторан через кухню.
— Вы когда-нибудь видели этого человека? — резко спросил Барчесс метрдотеля.
— Конечно, — так же уверенно ответил тот.
— Когда вы в последний раз видели его?
— Вчера вечером.
— Где он сидел? Метрдотель указал столик:
— Вот здесь.
— Да? Продолжайте.
— Что продолжать?
— Кто с ним был?
— Никто.
Ответ потряс Гендерсона, как удар по голове.
— Вы же видели, как она вошла в зал минуту или две спустя и присоединилась ко мне! Вы же видели, что она все время сидела здесь! Вы должны были видеть ее! Вы же подходили к нам и спросили; «Вы всем довольны, мсьё?»
— Да, это входит в мои обязанности. Я делал то же самое, что, прошу прощения, у каждого столика, Вас я запомнил потому, что у вас было расстроенное лицо, также помню, что рядом с вами было два свободных геста. Вы сами только что процитировали мои слова, если я сказал «мсье», как это подтвердили вы, это значит, что с вами никого не было. Когда джентльмен сидит за столом с леди, я обращаюсь к ним со словами мсье» и «мадам».
У Гендерсона закружилась голова, перед глазами поплыли черные круги. Метрдотель повернулся к Барчессу.
— Ну, раз возникли сомнения, я могу показать вам список заказанных мест. Вы сами убедитесь.
— Что ж, это не повредит, — кивнул Барчесс, хотя по его виду было ясно, что он считает это лишним.
Метрдотель пересек зал, подошел к большому буферу, открыл ящик, достал из него что-то и вскоре вернулся обратно.
— Вот, пожалуйста.
Это было несколько листов бумаги с фамилиями, метрдотель помог Барчессу найти лист, в котором значилась фамилия Гендерсона. На листе было всего девять или десять фамилий. Середина столбца выглядела так:
Стол 18 — Роджер Эшли, четверо. (Вычеркнуто).
Стол 5 —мисс Рэйбер, шестеро. (Вычеркнуто).
Стол 24 — Скотт Гендерсон, двое. (Не вычеркнуто).
Кроме того, рядом с последней записью стояла в скобках цифра один: (1).
Метрдотель объяснил:
— Здесь все видно. Когда заказ исполнен, то есть все клиенты явились, заказ зачеркивается целиком. Если не все клиенты явились и заказ не был выполнен полностью, соответствующая строчка не зачеркивается, но рядом в скобках указывается, сколько клиентов присутствовало.
Я сам придумал эту систему, и мне удобно по ней следить за клиентами, не задавая лишних вопросов. Так что вы видите, что мистер Гендерсон заказал места для двоих, но явился один.
Гендерсон опустил голову на руки.
— Кто обслуживал стол, за которым сидел мистер Гендерсон? — неожиданно спросил Барчесс, и Гендерсон удивленно поднял голову. Он совсем забыл, что уж официант то должен был запомнить ее.
Метрдотель порылся в своих записях.
— Дмитрий Малов.
Гендерсон с надеждой посмотрел на Барчесса. Метрдотель ушел за официантом. — : Это вы обслуживали вчера стол 24? — спросил Барчесс, когда к ним подошел официант.
— О, конечно, — воскликнул официант и улыбнулся. Он явно не думал, что случилось что-то непредвиденное. — Добрый вечер! Здравствуйте! — обратился он к Гендерсону. — Вы снова хотите поужинать у нас?
— Нет, нет, — сухо сказал Барчесс. — Так это вы вчера обслуживали стол 24? — повторил он вопрос. — Сколько человек сидело за столом?
Официант удивленно посмотрел на него.
— Он один.
— Без леди?
— Без леди. У него что-нибудь пропало? Гендерсон тяжело вздохнул и снова опустил голову.
— Да, пропало, — мрачно отозвался Барчесс. Официант почувствовал, что сказал что-то не то, но он явно не понимал, что происходит.
— Вы придвинули ей стул, — сказал Гендерсон. — Вы открыли меню и вручили ей. Я же всё это видел своими глазами! Почему же вы говорите, что не видели ее?
Официант заговорил теперь с явным восточным акцентом и начал жестикулировать:
— Да, я придвигаю стулья дамам. Но не для воздуха же! Зачем бы я стал двигать стул, если леди с вами не было?
— Говорите с нами, а не с ним, он арестован, — сказал Барчесс.
— Он оставил мне на чай полторы ставки. Как же с ним могла быть дама? Вы думаете, я стал бы сегодня разговаривать с ним, если бы он вчера был не один и при этом оставил мне полторы ставки? Вы думаете, я забыл? — Глаза его загорелись. — Я помню все, что делается в течение двух недель. Ха!
— О каких полутора ставках вы говорите? — с веселым любопытством осведомился Барчесс.
— Речь идет о тридцати центах. Ставка за одного — тридцать, за двоих, — шестьдесят центов. Он дал мне сорок пять центов, вот я и говорю о полутора ставках.
— А вы не могли получить эти сорок пять центов за двоих?
— Никогда! — обиженно воскликнул официант. — Я бы: делал так… — Он швырнул воображаемый поднос на стол, скрестил руки на груди и презрительно уставился на Гендерсона. — Я бы сказал ему: «Сэр, я благодарю вас. Большое спасибо, сэр. Очень большое спасибо, сэр. Вы уверены, что можете расстаться со своими деньгами?» Если бы он был с дамой, ему стало бы стыдно.
— Верно, — согласился Барчесс. — Итак, сколько вы: ему дали, Гендерсон?
— Столько, сколько говорит он, — безнадежно пролепетал тот.
— Еще одно, — сказал Барчесс. — Я бы хотел проглядеть счета за обеды. Вы сохранили их?
— Они у управляющего. Попросите у него.
Управляющий принес счета. В пачке без труда отыскали счета стола 24, среди которых был и его счет. «Общий обед —2,25. Официанту —0,45». Поперек счета стоял красный штемпель: «Оплачено. 20 мая». Другой счет стола 24 был выписан всего за один чай, и, кроме того, он был дневным —0,75, а следующий — за обед для четверых— перед самым закрытием ресторана.
Они помогли ему сесть в машину. Он был потрясен едва передвигал ноги. Окружающее казалось ему нереальным.
— Они лгут. Они убивают меня. Но почему? Что я им сделал?
— Вы знаете, что мне это напоминает? — спросил один из сидящих рядом детективов. — Есть такие детские картинки. Чем дольше на них смотришь, тем больше деталей картинки пропадает.
Гендерсон опустил голову и ничего не ответил.
До них доносились музыка, смех, аплодисменты. Управляющий сидел у телефона. Бизнес шел хорошо, и он был доволен.
— Не может быть никакого сомнения, что заплачено было за два места, — сказал он. — Все, что я могу вам сказать: с этим человеком никого не видели. — Он неожиданно забеспокоился: — Он очень бледен. Увезите его, пожалуйста, побыстрее отсюда! Я не хочу никаких неприятностей во время представления!
Они открыли дверь. Гендерсон чуть не упал им на руки.
«Чича, чича, бум, бум!
Чича, чича, бум, бум», донеслось до них.
— Не могу больше оставаться здесь, — Гендерсон упал на сиденье.
— Почему вы не хотите признаться, что с вами — не было никакой женщины? — спросил Барчесс. — Неужели вы не понимаете, как это упростит дело?