— Разве я сказала, что мне от вас что-то нужно?
Он продолжал идти, потом резко обернулся на каблуках и очутился лицом к лицу с ней.
— Вы сидели там и ни разу не отвели от меня взгляда! Вы слышите? — Он гневно взмахнул рукой.— Потом вы стояли на улице, а теперь идете за мной!
— Разве запрещено стоять и идти по улице?
Он погрозил ей толстым пальцем.
— Я предупреждаю вас, девушка! Ради вашего блага!
Она не ответила. Она и рта не раскрыла, а молчание всегда побеждает в споре. Он повернулся и, шаркая ногами и тяжело дыша, пошел своей дорогой. Он знал, что она продолжает идти за ним. В тихом ночном воздухе отчетливо слышен был стук ее каблучков.
Он шел, и ему казалось, что асфальт прогибается под его ногами. А за ним неотступно следовал звук: тук-тук, тук-тук.
Он повернул голову и посмотрел на нее. Она шла не спеша, легкой походкой. Шла медленно и лениво, как ходят женщины, которые хотят продемонстрировать свою фигуру и поступь.
Он снова пошел вперед, прошел немного и обернулся. На этот раз его поза выражала отчаяние. Она не остановилась, лишь чуть замедлила шаги. Сжав кулаки, он шагнул ей навстречу,
— Поворачивайте обратно! — завопил он,— Слышите? Поворачивайте обратно или я...
— Я иду в этом направлении.— Это было все, что она сказала.
Снова обстоятельства сложились в ее пользу. Их роли переменились. Но какой мужчина рискнет оказаться посмешищем, позвав на помощь полисмена всего лишь из-за того, что его преследует одинокая молодая женщина? Она не ругалась с ним, не приставала к нему, она просто шла в том самом направлении, что и он. Он на улице был беспомощен против нее, как и в баре.
Некоторое время он продолжал идти впереди, всем своим видом пытаясь выразить пренебрежение к ней. Он издал какой-то неопределенный звук. Ему казалось, что так он выразил свое возмущение, но это было скорее признанием собственной беспомощности. А затем он побежал.
Десять шагов, пятнадцать, двадцать... А за его спиной неумолимо и навязчиво, как осенний дождь по лужам, звучало: тук-тук, тук-тук-тук! Он свернул за ближайший угол и пошел вверх по лестнице, которая вела к станции надземной дороги, откуда он обычно ездил домой. Он хотел было с облегчением вздохнуть, но тут же услышал цокот ее каблучков. Он заметался по сторонам, пытаясь найти какое-либо укрытие.
На ходу он достал монету и метнулся к турникету. Она как будто читала его мысли, потому что не повторила лишних движений, а направилась прямо к турникету. Он протянул руку, пытаясь помешать ей опустить монету в прорезь автомата.
— Убирайся отсюда! Слышишь! Немедленно убирайся, откуда пришла!
Она не стала сопротивляться и пошла к соседнему турникету. Он успел туда раньше нее. Он снова и снова мешал ей опустить монету. Эта борьба явно затягивалась. Металлические крепления турникета начали вибрировать.
Ему надоела эта возня, и он занес руку для удара. Этот удар, несомненно, сбил бы ее с ног, если бы достиг цели. Она увернулась. Она повернула голову в сторону. Так человек ищет источник неприятного запаха.
В это время дежурный по станции крепко взял его за плечо.
— Немедленно прекратите! Вы с ума сошли! Какое вы имеете право не пускать людей?
Он умоляюще поднял руки.
— Это все из-за нее! Эта девушка все время преследует меня, я не могу от нее избавиться!
— Вы считаете, что только вы один можете пользоваться станцией надземной дороги?—бесстрастно спросил дежурный.
— Спросите ее, куда она направляется? — продолжал он вопить.— Ее надо отправить в сумасшедший дом! Она не знает, кто она есть!
— Я еду на Двадцать седьмую улицу,— ответ был обращен к дежурному, но смущение, прозвучавшее в ее голосе, предназначалось не ему, скорее, оно служило ка-Кой-то цели.— На Двадцать седьмую улицу, между Второй и Третьей авеню. Я имею право воспользоваться этой станцией, не так ли?
Лицо человека, преграждавшего путь, внезапно стало пепельно-серым, как будто она неожиданно прочитала его мысли. Да так, собственно, и было. Она назвала улицу, на которой он жил.
Она уже давно знала этот путь. Следовательно, бесполезно мешать ей, чинить какие-либо препятствия.
Дежурный оттолкнул его.
— Проходите, пожалуйста, мисс.
Она опустила монету в дальний автомат и прошла через турникет. Он не двинулся с места. Тот факт, что она знала его маршрут, настолько потряс его, что все его упрямство исчезло. Он был парализован.
Тем временем прибыл поезд, но остановился он не на «их» стороне, а на противоположной. Поезд ушел, и на станции вновь воцарилась тишина.
Она встала в начале платформы и повернула голову в ту сторону, откуда должен был появиться поезд. Он не хотел подходить близко к ней и остановился посредине платформы. Поскольку он ждал того же поезда и смотрел в ту же сторону, он все время был у нее на виду, тогда как сам ее не видел.
Наконец, как человек, которому надоело стоять на одном месте, она стала прохаживаться по платформе взад и вперед, с каждым разом все более и более удаляясь из пределов видимости дежурного по станции. Скоро она остановилась, но теперь вышло так, что он оказался у нее за спиной. Она уже не смотрела на него, но мало-помалу чувство какой-то опасности начало охватывать ее.
Должно быть, на нее подействовал звук его шагов. Он тоже стал прохаживаться и двигался еще медленнее, чем она. В его походке было что-то неестественное, что-то, заставившее ее почувствовать опасность. Какая-то опасность заключалась в самом ритме его шагов. Именно в ритме, а не в попытке идти бесшумно. Она не могла понять, откуда ей это известно. Она просто знала, что у него что-то на уме, что он что-то задумал за те немногие секунды, во время которых был у нее за спиной. У него на уме было что-то, чего раньше не было.
Она резко обернулась.
Он стоял совсем близко. Но не это произвело на нее впечатление. Он смотрел вниз, на пути, где, параллельно двум металлическим рельсам, проходил еще один, третий.
Она все поняла. Легкий толчок в спину — и все кончено. Она с отчаянием огляделась. Сюда не достигал взгляд дежурного. Они были одни на платформе. На противоположной стороне тоже никого не было.
Отступать дальше было бы чистым самоубийством. В нескольких ярдах позади нее кончается платформа; отступив, она попадет в тупик и окажется целиком в его власти.
Вернуться туда, где она была бы видна дежурному, невозможно. Для этого ей надо пройти мимо него, а он только этого и ждал.
Если она сейчас закричит в надежде привлечь внимание дежурного по станции, то, возможно, лишь ускорит развязку. Бармен взвинчен до предела, это ей было ясно. Даже следы борьбы, которую он вел с собой, придя к решению избавиться от нее, ясно читались на его лице.
Она была смертельно испугана.
Осторожно приблизившись к самому краю платформы, она стала тихо продвигаться в сторону туннеля, стараясь прижаться к ограде. Он, нагнув голову, как бык, надвигался на нее. Увеличить скорость она не могла, рискуя упасть на пути, а он неотвратимо приближался. Достаточно было протянуть руку, чтобы оттолкнуть ее от ограды.
Спасение пришло; щелкнул автомат турникета, послышалось цоканье каблучков, и на платформе появилась цветная девушка.
Она медленно приходила в себя. Он, едва волоча ноги, отошел в сторону. Она столь же осторожно двинулась в обратный путь и вскоре стояла на платформе в безопасности. Цветная девушка удивленно осмотрела их и погрузилась в свои мысли.
Больше ничто не говорило о пантомиме, которая только что разыгралась здесь.
Пришел поезд. Они вошли в один и тот же вагон и уселись напротив друг друга. Они сидели и облегченно вздыхали, переживая ужас недавних событий и вытирая пот, выступивший на лицах. В вагоне кроме них была лишь та же цветная девушка, но она не интересовалась ими и лишь монотонно жевала свою жвачку.
Они вдвоем вышли на Двадцать седьмой улице. Держались они поодаль друг от друга. Он понимал, что она следует за ним по пятам. Она не сомневалась в том, что он это знает. Она могла судить об этом по наклону его головы. Со странной покорностью он примирился с тем, что она идет за ним.