Она опустила голову и, казалось, погрузилась в изучение программки, лежащей у нее на коленях. Но исподлобья она внимательно следила за оркестрантами. Где же он? Этот занял место кларнетиста. Может, этот? У него лицо злодея. Она с облегчением вздохнула, когда он не занял место ударника.
Их становилось все больше. Неожиданно она почувствовала беспокойство. Вот и последний закрыл за собой дверь. Все расселись по местам. Даже Дирижер встал у пульта. А место ударника оставалось свободным.
«Может быть, он уволился? Нет, потому что в этом случае они нашли бы замену. Может, он заболел и не сможет сегодня играть? Надо же, чтобы это случилось именно сегодня! Может быть, он каждый вечер приходил, а сегодня — нет. Она не сможет всегда занимать именно это место. Дела в театре идут успешно, и все билеты проданы. И долго ждать нельзя! Время рассчитано очень точно, и его осталось так мало!»
Она слышала, как они переговариваются вполголоса. Она была достаточно близко от них, чтобы слышать все, что они говорили.
— Видел ты когда-нибудь такого человека? По-моему, у него было достаточно времени с начала сезона. Мне он не нравится.
— Может, он гоняется за какой-нибудь блондинкой и забыл все на свете? — сказал саксофонист.
— Трудно быть хорошим ударником,— шутливо заметил его сосед.
— Совсем нетрудно.
Она невидящим взглядом уставилась в программку. Тело ее напряглось. Ирония заключалась в том, что весь оркестр не отказался бы прийти ей на помощь, но реально помочь мог лишь один-единственный человек.
«Это такое же „везение”, как в ту ночь, когда бедный Скотт...» — подумала она.
Наступила тишина. Все музыканты сидели на своих местах, приготовив партитуры. Когда она уже потеряла всякую надежду и примирилась с мыслью, что ей не повезло, ^дверь снова открылась и тут же закрылась, пропустив фигуру, которая торопливо двинулась к свободному месту, стараясь не привлекать внимания дирижера., С первого взгляда он показался ей похожим на грызуна, и она даже удивилась сходству.
Дирижер зашипел на него.
Тот нисколько не смутился.
— Я познакомился с такой потрясающей бабой,— шепнул он соседу.
— Я так и знал,— сухо отозвался тот.
Он еще не видел ее, так как был занят своими инструментами. Потом приготовился к игре и впервые оглядел зал.
Она была готова к этому и уставилась на него.
— Смотри, как сегодня много народу,— прошептал он соседу.
— Да, я знаю,— отозвался тот.
Она смотрела на него, и он задержал на ней .свой взгляд. Ей показалось, что от него исходят какие-то волны.
Она сосредоточила все свое внимание на программке, как будто в этом был какой-то мистический смысл.
«Викторина... Дикси Ли».
Затем она сосчитала точки. Их было двадцать семь. Довольно много. Это заняло у нее какое-то время. Потом она медленно подняла глаза.
Они встретились взглядами. Они внимательно всматривались друг в друга. Первым отвел взгляд он. Казалось, его глаза говорили: «Вы интересуетесь мной? Хорошо, я не возражаю». То же самое говорил и ее взгляд.
Прозвенел последний звонок. Все готово... Дирижер постучал палочкой, привлекая внимание музыкантов, поднял руки. Началась увертюра. Их взгляды сошлись и тут же расстались. Она считала, что все идет хорошо.
Поднялся занавес. Свет, звуки, голоса и двигающиеся фигуры привлекли ее внимание, но она тут же отвела взгляд от сцены. Ведь она здесь не для того,.чтобы смотреть представление. У нее есть дело, и она должна заниматься им. Ее дело связано с музыкантом.
В антракте он подошел к ней. Все разошлись покурить и проветриться. Он дождался, пока ее соседи разошлись,, и подошел.
— Вам нравится?
— Здорово,— промурлыкала она.
— Что вы будете делать потом?
— Ничего,— ответила она, надув губки.— Но я бы не возражала чем-нибудь заняться.
— Хорошо, вы будете заняты.
Он отошел от нее и присоединился к своим товарищам. Она поправила юбку, оставшись одна в своем ряду. «Может быть, сегодня ночью, дорогой. Может быть, сегодня ночью»,— прошептала она.
Снова погасли огни. Заиграл оркестр. Поднялся занавес. Представление продолжалось, но она по-прежнему не интересовалась тем, что происходит на сцене.
Наконец все кончилось. Оркестр сыграл последний аккорд. Сейчас он будет свободен. Сейчас он освободится. Он повернулся к ней, чувствуя себя весьма уверенно.
— Подождите меня возле театра,— сказал он.— Я долго не задержусь.
Бесстыдство привлекало его, и тот факт, что его ждут, казался музыканту крайне важным и многообещающим. Ее это немного удивляло. Она медленно прохаживалась взад и вперед. И немного побаивалась. То, что другие оркестранты проходили мимо (он даже не подумал, что это может ее смутить) и с любопытством ее разглядывали, было очень неприятно.
Потом он неожиданно появился перед ней. Она даже не успела его заметить, а он уже по-хозяйски взял ее под руку и, не говоря ни слова, повел по улице. «Очевидно, это тоже характерно для него»,— подумала она.
— Ну, как моя новая маленькая подружка? весело спросил он.
— Прекрасно, а что?
— Мы пойдем туда, куда отправилась остальная часть нашего оркестра,— сказал он.— Без них я просто не могу.— Она поняла, что он просто хочет похвастаться ею, показать своим приятелям.
Было двенадцать часов.
К двум часам она решила, что он достаточно размягчен пивом и можно начать «работу» над ним. Они сидели рядом, а оркестранты помещались неподалеку. Какая-то странная разновидность этикета управляла ими. Он и она двигались, когда другие начинали двигаться. Они делали то, что делали другие. И еще: когда они переходили в какое-либо новое заведение, они сперва садились раздельно и только потом вновь соединялись за одним столом. Время от времени он вставал и присоединялся к другим, затем снова возвращался к ней, но другие никогда не приближались к их столику. Видимо, потому, что она была с ним, и они старались оставить их вдвоем.
За ней время от времени наблюдали, она это чувствовала. Она понимала, что ей лучше уйти, но не уходила.
Все его комплименты были убоги и пошлы, а он весь вечер заваливал ее ими. Очевидно, по-иному он не умел. Так сумасшедший кочегар все время подбрасывает в топку уголь, хотя в нем нет надобности.
— Ты сказал, что я самая красивая девушка из тех, что сидели здесь. Но ведь были времена, когда тут сидели и другие. Расскажи мне о них.
— Ну, разве они могут сравниться с тобой?
— Ради смеха, я не ревную. Расскажи мне. Если бы выбор зависел -от тебя, какую из женщин, сидевших в этом же кресле, ты бы выбрал? Ведь была же еще хоть одна женщина, сидевшая на том же месте, что и я, с которой ты потом познакомился?
— Да, конечно, и это — ты.
— Я знала, что ты так скажешь. Но, кроме меня, кого ты выбрал? Я хочу посмотреть, как работает твоя память. Держу пари, что ты не запоминаешь лиц.
— Я? Ну, я докажу тебе. Однажды вечером я посмотрел и увидел даму. Она сидела почти на том же самом месте, что и ты...
Она напряглась.
— Это было в другом театре. Я не знаю, что именно привлекло меня...
Вокруг них скользили тени. Одна из них задержалась возле их столика:
— Мы идем заседать вниз. Хотим немного поиграть. Ты пойдешь?
Он сжал ее руку. Конечно, он не может отстать от них.
— Нет, давай останемся здесь,— сказала она.— Ты закончишь свой...
Он уже встал.
— Пойдем, этого нельзя упустить.
— Неужели тебе не надоела игра в театре?
— Да, но то за деньги. А сейчас — для себя. Пойдем, и ты услышишь.
Он был готов оставить ее, она видела это, поэтому неохотно встала и последовала за ним по узкой лестнице в подвал ресторана. Все собрались в большой комнате внизу, где уже находились инструменты. Даже пианино было здесь. В центре комнаты висела одна-единственная лампа, но она едва освещала ее, и они зажгли свечи, вставленные в бутылки. В центре стоял огромный деревянный стол, за которым все сидели, и перед каждым мужчиной стояла бутылка джина. Один из них развернул пакет из коричневой бумаги и высыпал на стол кучу сигарет. Сверху до них не доносилось ни звука.