Когда мы приблизились к домику, я разглядел, что часть его стен и крыша были обрызганы с воздуха красной жидкостью, предохраняющей от загорания. Остальная часть стен и ставни на окнах стали серыми от времени.
Дверь была открыта, ключ торчал в замке. Миссис Броджест подходила к дому медленно, словно страшась того, что может увидеть внутри. Но ничего необычного мы не увидели в большой и просторной передней комнате. Зола в каменном камине была холодной-такой холодной она могла быть уже много-много лет. Часть старомодной мебели была обтянута холстом, и все это живо напомнило мне о далеком прошлом.
Миссис Броджест тяжело опустилась в обтянутое холстом кресло, и вокруг нее поднялось облачко пыли. Она откашлялась и заговорила совсем уже другим голосом, в котором я разобрал нотки непритворного стыда:
Боюсь, что я примчалась сюда слишком быстро.
Я вышел на кухню, чтобы принести ей воды. В кухонном шкафчике стояли чашки, но когда я открыл кран над оловянной раковиной, оказалось, что воды нет. Газовая плита тоже была отключена.
Я прошелся по другим комнатам и установил, что в доме были две спальни и пригодный для ночлега чердак. На него вела деревянная лестница. Чердак освещался слуховым окном; там стояли три кровати, покрытые все тем же холстом. Одна из них была помята. Я откинул холст. На лежавшем под ним тяжелом сером одеяле было несколько кровяных пятен, недавних, но и не совсем свежих.
Я спустился в большую комнату. Миссис Броджест заснула, откинувшись на спинку кресла. Ее замкнутое лицо стало спокойным и миролюбивым. Она тихо похрапывала.
Я услышал нарастающий рев низко летящего самолета и выбежал через заднюю дверь. Мне удалось увидеть красную струю, тянущуюся за самолетом и падающую на огонь. Самолет становился все меньше, грохот постепенно затих.
Две лани – самец и самка – вышли на склон русла пересохшего ручья и направились к рощице. Они увидели меня и, грациозно перепрыгнув через лежащий на земле ствол дерева, скрылись в гуще рощи.
Позади домика проходила размытая гравийная дорога, заросшая сорняками. Она вела к той тропе, что проходила по гребню. Я пошел по этой дороге, направляясь к деревьям, и вдруг увидел на ней следы автомобильных шин, идущие от маленького сарайчика. Судя по примятым сорнякам, следы были свежие; они виднелись только с одной стороны дороги.
По этим следам я дошел до сарая. В нем стоял черный «форд» с откидным верхом, очень похожий на машину Стэнли. Верх был опущен. В ящичке для мелочи я нашел регистрационную карточку. Это была машина Стэнли.
Я захлопнул дверцу. Со стороны деревьев раздался шум, похожий на эхо. Возможно, это был треск отломившейся ветки. Я вышел из сарая и направился к рощице. Ближе ко мне находилась обгоревшая сторона. Я не слышал ничего, кроме звука собственных шагов и подобия слабых вздохов, которые ветер приносил из-за деревьев.
Затем до меня донесся отдаленный шум, причину которого я так и не смог определить. Больше всего он напоминал шум крыльев летящей птицы. Потом я почувствовал, как моего лица коснулся поток горячего воздуха, и оглянулся. С поверхности склона поднималась стена пламени и дыма. У самого своего основания огонь был теперь намного ярче, чем прежде, и я заметил, что он стал менять направление. Стена дыма и пламени медленно сползала со склона вниз, справа налево. Пожарники двигались по дороге в ту же сторону, чтобы встретить огонь.
Ветер изменился!
Теперь я уже ясно слышал шум листьев – тот же шум, что разбудил меня сегодня рано утром в Лос-Анджелесе. Но я услышал и звуки шагов человека.
– Стэнли! – окликнул я.
Из-за пятнистого ствола сикомора навстречу мне вышел мужчина в синей куртке и красной каске. Он был плотного сложения и передвигался на вид неуклюже, но легко.
– Кого-нибудь ищете? – спросил он спокойно и неторопливо, но чувствовалось, что самого главного он не говорит.
– Нескольких человек, – ответил я.
– Но здесь только я один.
Это прозвучало уже дружелюбнее.
Лицо его было потным, на ботинках толстым слоем осела пыль. Под его рабочей одеждой просматривались развитые мускулы рук и ног. Он снял шляпу, достал клетчатый носовой платок и вытер им лицо и голову. Его седые волосы были коротко острижены, отчего голова напоминала пушечное ядро, покрытое легким пушком.
Он стоял в тени остова обгоревшего сикомора. Я подошел к нему. Неуловимым, быстрым для такого крупного человека движением он достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул мне.
– Курите?
– Спасибо, не курю.