Обычно эльфы заняты тем, что пасут свой скот, занимаются ремеслом, или поют и пляшут, как и феи. Но эльфы – большие проказники, они охочи до всяческих проделок. У нас ходила история о том, как однажды они музыканту-горбуну убрали горб. Этому музыканту тут же начала завидовать одна женщина, тоже имевшая сына-горбуна. Она послала его к эльфам, чтобы они сняли ему горб за хорошую песню. Но этот парень спел кое-как и был наказан: эльфы добавили к его горбу второй горб – от полюбившегося им музыканта.
Так же как и феи, эльфы при всей своей доброте чрезвычайно обидчивы. Наши люди часто бывали несправедливы к ним и нередко обманывали; заботясь только о своей выгоде, они не обращали никакого внимания на интересы эльфов, не держали данных обещаний, и, наконец, возбудили в эльфах такую ненависть к себе, что те совершенно отказались от общения с людьми, перестали помогать им в нужде и труде, а многие даже покинули свой кров и переселились в другие места.
Говорят, что где-то в океане есть волшебный остров, куда переселились эльфы. На этом острове раскинулись огромные сады, по которым текут прозрачные ручьи в золотых и серебряных берегах; там круглый год благоухают цветы, поют райские птицы; вместо солнца, месяца и звезд ярко горят самоцветные камни, а в воздухе вечно носятся звуки дивно прекрасной, неземной музыки. Здесь эльфов никто не беспокоит; они питаются фруктами, поют песни и никогда не старятся.
…Да, я любил бродить по лесам, однако не сторонился и людского общества, – продолжал Роббер. – Я готов был участвовать в его увеселениях; мне нравились шумные кампании и дружеские застолья, меня радовали бряцанье оружия и рёв охотничьего рожка. Я с готовностью присоединился бы к своим сверстникам, если бы не стыдился своей бедности, с одной стороны, а с другой, был бы уверен, что меня не поднимут на смех из-за моей любви к чтению и размышлениям.
Иногда мне доводилось видеть – издали, с опушки леса, – как по дороге проезжают бравые кавалеры, сопровождающие пышно одетых, необыкновенно прекрасных дам. До меня доносились оживлённые голоса, взрывы хохота, обрывки учтивых, остроумных речей. Как мне хотелось быть среди этих блестящих молодых людей, как хотелось вести себя так же непринуждённо, как они, – ухаживать за дамами, говорить комплименты и получать благодарные улыбки в ответ!
Я был тогда в том возрасте, когда женщины полностью занимают наше воображение, все наши мысли и чувства… Не смотрите на меня с таким протестом, святой отец, – я подразумеваю исключительно мирян. Хотя если хорошенько разобраться… Ну, не буду, не буду!.. Вернёмся к рассказу обо мне…
Я жаждал любви, я готов был влюбиться, – и я влюбился. Мою избранницу звали Флореттой, – красивое имя, правда? Оно подходило ей: Флоретта была похожа на прелестный цветок, который уже начинает распускаться, чтобы предстать перед нами во всей своей красе.
Девушка жила в маленьком замке, – почти таком же, как у нас с матушкой, – вместе со своими пожилыми отцом и матерью. Её редко отпускали из дома, но может быть, она сама чуралась общества нашей молодёжи? Этого я так никогда и не узнал; могу лишь сообщить, что Флоретте нравилось стоять на небольшом балкончике на башне, мечтательно глядя на небеса; на этом балкончике я её увидел впервые, случайно выйдя к замку во время одной из своих одиноких прогулок; там наблюдал Флоретту и позже, когда уже был влюблен в неё. Зрение у меня было превосходное, – не то, что сейчас, – я видел башню на холме и девушку на балконе этой башни отчётливее, чем я вижу ныне мыски своих сапог.
Но Флоретта не могла меня видеть в густом еловом лесу, окружавшем стены замка, – она смогла посмотреть на меня только один раз, который стал последним в истории нашей любви. Нет, святой отец, не подумайте дурного и не ждите трагического конца, – то была возвышенная любовь, пусть не к Богу, но к женщине, которую я обожествлял!..
Но я вижу, вы не согласны со мною? Вас возмутила моя фраза «женщина, которую я обожествлял»? Я понимаю, что ваше монастырское воспитание протестует против обожествления женщины, если это не святая Агнесса, святая Бригитта, святая Гонория, или сама Дева Мария. О, да, я много слышал о том, что женская натура порочна, что женщина – вместилище зла, что начиная с Евы женщины склонны к увещеваниям дьявола, легко поддаются ему и становятся его верными служанками! А я вам скажу на это, что женщина изначально, по природе своей, подобна Богу, ибо она рождает новую жизнь. Поэтому и дьявол, который хочет погубить род людской, должен прежде всего уничтожить женщину, – вот он и гоняется за её душой.