От нас же, мужчин, зависит спасение женщины, и первый шаг к этому – её обожествление. Если мы будем относиться к женщинам, – ко всем женщинам, к каждой из них, – как к Божьему подобию, как к светлому существу, Богом данному мужчине, чтобы возвысить его, внести в его жизнь добро, ласку, внимание и сочувствие, чтобы даровать ему бессмертие не в потустороннем мире, а уже на этом свете в детях его и детях его детей, – мы исполним замысел Господа и не позволим дьяволу властвовать над нами. Если же мы будем видеть в женщинах одно зло, если станем попрекать женщину её слабостью, если будем суровы и беспощадны к ней, мы сами отдадим её в лапы сатаны.
Вы записали, святой отец?.. Я долго шёл к пониманию этого, и на своём пути совершил множество ошибок, – роковых ошибок, как вы это увидите, – но тем прочнее стало моё выстраданное убеждение в том, что женщину должно обожествлять.
Но мы опять отвлеклись и нарушили стройный порядок нашего повествования, – сказал Роббер. – Флоретта… Да, Флоретта стала моей первой любовью. Это была чудесная, необыкновенная девушка, без каких-либо недостатков, вернее, недостатки Флореты становились в моих глазах достоинствами и ещё более возвышали мою возлюбленную. Только так бывает в любви: замечая милые недостатки своей любимой, мы умиляемся и восхищаемся ими не меньше, чем её несомненными достоинствами.
Не могу удержаться, чтобы не процитировать одно понравившееся мне высказывание: «Красота и красивые женщины заслуживают того, чтобы каждый их восхвалял и ценил их превыше всего, потому что красивая женщина есть самый прекрасный объект, каким только можно любоваться, а красота – величайшее благо, которое Господь даровал человеческому роду, ведь через её свойства мы направляем душу к созерцанию, а через созерцание – к желанию небесных вещей, почему красота и была послана в нашу среду в качестве образца и залога».
С тех пор, как я волей случая пришел к замку, где жила Флоретта, мне не было покоя. Я разузнал у своей матушки, – обиняком и как бы невзначай, – кто живёт в замке, и как зовут прекрасную молодую даму, которую я разглядел на балконе. Так мне стало известно её имя, и скоро я принялся твердить его днём и ночью.
Флоретта была моей мечтой, моим идеалом, и как всякий идеал она была недостижима: слишком высока для того, чтобы я мог завести с ней отношения, обычные для влюблённого молодого человека. В сущности, наше знакомство могло состояться без труда, мне достаточно было нанести визит родителям девушки, и думаю, что они были бы не против моих посещений: я был для их дочери ровня по происхождению, положению и состоянию, – трудно было найти в нашей глуши более подходящего жениха. Но мысль о том, чтобы признаться Флоретте в любви, была для меня невозможной, почти что кощунственной. Она – божественный идеал, образец неземной красоты, а я – ничем не примечательный, диковатый молодой человек! В то время я не понимал, что женщину нельзя оскорбить любовью: она может принять или не принять любовь, но оскорбиться – никогда! Женщин обижает и больно ранит отсутствие любви, потому что именно в любви для них – смысл жизни и предназначение.
Юная дама в замке. Художник Джон Уотерхаус
К тому же, надо признаться честно, я был болезненно самолюбив, и возможность отказа Флоретты была для меня невыносима, но и молчать далее, таить любовь в себе тоже стало мучительно. Выход нашелся сам собой: когда я однажды стоял, по своему обыкновению, под стенами замка Флоретты и наблюдал за ней, я заметил, как она взяла какую-то книгу и принялась читать. Значит, девушка была обучена грамоте; значит, я мог написать ей! Это было, безусловно, дерзостью с моей стороны, нарушением приличий, но не настолько, чтобы считать такой поступок недопустимым. Отголоски любовных песен труверов, раздающихся у стен замков прекрасных дам, донеслись уже и до наших краев.
Я решился: я написал Флоретте послание. Я писал о том, как увидел её впервые, приняв сначала за ангела, спустившегося с небес на нашу грешную землю; как долго не мог поверить, что она земная девушка из плоти и крови, настолько она прекрасна и совершенна. Я писал, что её образ затмил для меня свет солнца, луны и звёзд, потому что все небесные светила меркнут перед её красой. Я писал, что полюбил её, и буду любить, пока бьётся моё сердце, но пусть Флоретту не тревожит это признание: для меня достаточно того, что я издали, тайком, буду любоваться и восхищаться ею, – уже в этом для меня великое счастье…