– Но нынешний хозяин как-то добрался до этой башни? – возразил монах.
– По воздуху, по дну моря, или еще чёрт его ведает, каким способом! – горячо вскричал крестьянин. – И чем он там живёт, что ест, что пьет, – тоже дьявол его знает, простите, святой отец! Говорю вам, обычному человеку там не прожить! А если вспомнить все странные вещи, которые случаются возле этой проклятой башни…
– Так там и странные вещи случаются? – поддержал монах разговор, видя, что крестьянину очень хочется потолковать об этом.
– Ещё какие, святой отец, – загадочно произнёс он. – Если желаете послушать, я вам много чего порассказать могу.
– Рассказывай, сын мой, я никуда не тороплюсь.
– Вот как раз насчёт борьбы с дьяволом: как вы, например, объясните такую штуку. Случается, что море расступается перед проклятой башней и тогда с берега можно пройти туда по колено в воде. Но горе вам, если вы замешкаетесь: после означенного часа морские волны с рёвом вернутся обратно, и вы погибнете в их пучине!
– А, так значит, путь существует! – заметил монах.
– Ну, если вам, святой отец, угодно называть это путём, называйте. Но я бы сказал, что это ловушка дьявола, – недовольно проворчал крестьянин. – Однако мало того, что волны уходят, как по команде, а потом приходят вновь: из глубины морской в тот же час поднимаются рыцари в блестящих доспехах, а следом плывут девы с рыбьими хвостами, прекрасные на лицо, с огромными зелеными глазами и роскошными рыжими волосами – русалки, проще сказать. Русалки поют дивные песни такими нежными, призывными голосами, что человек, который услышит это пение, считай, пропал! Если он и не побежит на этот русалочий зов, то затоскует навеки.
…Не верите? Мой кум как-то вечером услыхал пение русалок, когда развешивал рыбацкие сети на берегу, – и что вы думаете? Обезумел и полез прямо в море; хорошо, что рядом был другой наш кум, а он совсем глухой, не слышит даже грома небесного. Зато зрение у него хорошее и силой Бог не обидел: увидел, что кум топиться пошёл, догнал его, скрутил и вытащил из воды. А уж как тот рвался к русалкам, как умолял отпустить его, – ну, да глухого мольбами не тронешь: не выпустил безумного и тем спас ему жизнь. Да только с той поры первый кум стал мрачнее ноябрьского дня, а на жену вовсе внимания не обращает, хотя она у него бабёнка дородная, в теле, всё при ней, а уж голосистая, куда там русалкам!
– Свят, свят, свят! – перекрестился монах, скрывая невольную улыбку. – А что же рыцари? Зачем они выходят из моря?
– Башню сторожить, зачем же ещё? – не моргнув глазом, ответил крестьянин. – Обходят её дозором и следят, чтобы никто в неё не проник. Старший у них ростом выше колокольни, а борода у него такая длинная, что он обматывает ее вокруг пояса двенадцать раз. У нас в деревне живёт старый-престарый дед, который тоже никогда свою бороду не стриг, но он её обматывает вокруг себя только шесть раз, а старший у рыцарей, говорю вам, целых двенадцать, – вот нечисть какая!.. Понятно теперь, куда вы собрались, святой отец?
– Да, сын мой, я понял, но всё-таки должен идти. Прошу тебя, укажи мне дорогу, попросил монах.
– Вы сами стремитесь к своей погибели! – крестьянин от досады бросил шапку на землю. – Ну, так послушайте, что я ещё скажу. Как вам заколдованные птицы и говорящая рыба?
Развалины замка Кенилворт. Художник Гильом ван дер Хехт
– А есть и такие?
– Вы будто вчера родились, святой отец! Впрочем, сразу видать, что вы издалека прибыли. Может быть, там, откуда вы пришли, колдовства и в помине нет, а у нас хоть отбавляй. Боже ты мой, кто только у нас не колдует: поверите ли, даже наш кюре всё время бормочет какие-то заклинания! Любая баба в деревне – ведьма, а девки-чертовки так и норовят парней заморочить.
Но это мелочи, ерунда, дело житейское, а настоящее колдовство идёт от башни. Тот мой кум, который глухой, однажды собственными глазами видел, как на море у замка сел лебедь, встрепенулся, обрызгал себя водой, и превратился в такую красавицу, что в целом свете подобной не сыщешь. А надо вам заметить, что кум на женщин просто глядеть не мог: он был женат шестнадцать лет, и супруга ему досталась, не приведи господи! Шальная баба, прости меня, Симеон-молчальник, за злословие, но в нашей деревне вам об этом любой скажет. Уж как она им помыкала, – кумом, конечно, не Симеоном, – уж сколько он с ней горя познал, сколько от неё вытерпел! Говорят, он и глухим от всего этого сделался: не мог больше слышать, как она его ругает, вот и оглох. В конце концов, она от него ушла, – так наш кюре брак расторгнул, хотя никогда эдакого не делает, и еще прибавил, что когда она попадёт в ад, туго там придётся нечистой силе, сам сатана не выдержит этой женщины и сбежит из преисподней.