С вашего позволения, я продолжу свою мысль. Согласитесь, что откровение через веру даётся лишь избранным людям. О, как я им завидую! Увидеть чудесное явление, услышать голоса святых или пророков, или даже голос самого Бога – какое счастье! Сразу исчезают все сомнения, – и остаётся лишь действовать в соответствии с велением Божественного порядка. Но, увы, избранных немного, – а как же быть остальным? Тут-то и приходят на помощь разум и знания, но согласитесь, что человека, которого не коснулась благодать откровения, и который не принял, в то же время, предложенный ему Богом дар разума, и человеком-то трудно назвать. В этом мире он ведёт животное существование, но неужели ему будет позволено вести такое же существование и в мире ином? Зачем, к чему? Он не воспользовался тем, что ему дал Господь, и сам уничтожил себя как часть бессмертного Господа. А милосердие Бога как раз в том и заключается, что он не обрекает подобного неразумного животного человека на вечные муки, а прекращает его бытие навсегда.
– Где вы набрались таких идей, мессир? – спросил монах. – Я кое-что знаю о восточных верованиях, и мне тоже приходилось общаться с катарами, но, насколько я могу судить, ваши мысли развивались самостоятельно. Согласно верованиям Востока, человеческая душа несёт возмездие в аду за греховную жизнь тела или воплощается в животное в качестве наказания, а небытие надо ещё заслужить. У катаров человеческие души суть падшие ангелы, которые терпят страдания в нашем несовершенном мире, но спасаются в мире высшем, по величайшей милости Господа. Но у вас всё наоборот, – как это пришло вам в голову?
– Жизненный опыт, личные наблюдения, размышления над чужими мыслями, – кратко ответил Робер. – Размышлять ведь так приятно: я и здесь не согласен с Екклесиастом. Но вот в чём он определённо прав – знания часто сбивают нас с жизненного пути. Если бы я не пристрастился к чтению, то сделался бы, скорее всего, обычным рыцарем, как мой отец, как мой дед, как многие и многие другие. Но из-за своей наклонности читать книги и раздумывать над ними, я с юности стал белой вороной. Да разве я один свихнулся на этой почве? Вот вам пример посвежее: этим летом я получил копию рукописи некоего человека. Этот человек рассказывает о своей жизни: он тоже из рыцарского сословия, но променял меч на сумку с книгами, то есть бежал из замка своего отца, чтобы учиться в Париже всевозможным наукам – и достиг в них, как он утверждает, большего совершенства. У него появились ученики, на диспутах он был первым, его книги расходились по разным странам. Но судьба – это известная насмешница, она любит издеваться над нами: и вот, в зените славы этот учёный муж внезапно влюбился, да так сильно, что забросил занятия науками и всё своё время проводил с юной возлюбленной. Она была прелестна: свежа, как апрельское утро, стройна, как тополь, бела, как водяная лилия, да ещё рыженькая, как лисица.
О, святой отец, если бы вы знали, какой соблазн таится в хорошенькой рыжеволосой девице! Представьте себе томление плоти, от которого перехватывает дыхание, добавьте к этому неодолимое влечение, которое невозможно подавить, умножьте это на огонь, нестерпимо жгущий ваше сердце, не забудьте про сладостное помешательство, опьяняющее мозг, – и тогда вы поймете, что чувствует каждый мужчина, не потерявший интерес к женщинам, при виде рыжеволосой красавицы.
Не будем же удивляться тому, что автор дошедшего до меня повествования обратил всю свою изобретательность и весь свой пыл на любовные занятия, как раньше обращал на научные. Дядя его возлюбленной сам способствовал этому, так как попросил сего учёного быть наставником племянницы, не давать ей лениться и заниматься с ней в любое время дня и ночи. «Отдал прелестную козочку на растерзание голодному волку», – как пишет автор нашего откровенного рассказа.
Запершись в комнате, любовники, действительно, не ленились, от заката до рассвета проводя время в объятиях друг друга, пробуя все способы, которые предоставила природа для близости мужчины и женщины, и даже пытаясь изобрести новые…
Но я вас совсем смутил, святой отец, вы ужасно покраснели. Как бы не подвергнуть ваш обет целомудрия и безбрачия слишком большому испытанию…