— Я никогда не хотел уходить в космос. Когда я был маленьким, мой отец часто пытался соблазнить меня рассказами о космических путешествиях, но так ничего и не добился. Я любил Землю. Я любил собак, лошадей и прогулки по лесу. Мне вовсе не хотелось идти по протоптанной поколениями Макквари дорожке. Когда я был мальчишкой, мы с отцом часто ссорились из-за этого. С возрастом мое отвращение к космосу не уменьшилось, но я обнаружил, что всякая борьба бесполезна. Кроме того, я любил отца. Ты знаешь, как некоторые люди гордятся семейными традициями. Космос был его жизнью. И его желание сделать меня космолетчиком оказалось сильнее моего упрямства. Итак, я пошел. Мне не нравилось это дело. Я, прямо скажем, ненавидел его, но помалкивал. Однажды мы возвращались с Марса и один человек из нашей команды погиб. Он вышел наружу, чтобы проверить обшивку, и магнитные защелки не сработали. Его отнесло от корабля. Через экран я видел, как он становился все меньше и меньше, пока не исчез совсем. Ты знаешь, как быстро идет корабль на полном ускорении? Мы тотчас послали за ним бот, но было уже поздно. Этот человек все еще там. Он всегда будет там. После этого случая одна мысль о космосе приводила меня в ужас. Точно так же некоторые люди боятся моря. Дело тут не в страхе смерти. Нет. Меня пугала пустота, тьма, холод и ожидание. Я не хотел сидеть взаперти, а корабль — это тот же гроб. Я пытался бороться с этим чувством. Я совершил еще два путешествия и после второго слег на несколько месяцев. Я никому не говорил о причинах этой болезни и, выздоровев, отправился в Академию получать назначение. Мой отец был горд и безмерно счастлив. Еще бы! Ведь дети просто обязаны любить то, что любят их родители! Он дал мне должность на своем флагманском корабле. Я не мог сказать ему правду, но не мог и идти в полет. И кто Дал мне право делать вид, будто в трудную минуту на меня можно положиться, а на самом деле… И я разбил свой самолет. «Если я умру, — думал я, — я сделаю это прилично и в одиночку, если останусь жить, то буду настолько искалечен, что физически не смогу отправиться в космос, и честь дома таким образом будет спасена». Я полагал, что Бог на моей стороне, и в любом случае считал катастрофу с самолетом правильным выбором. После аварии эстафетный факел принял Дэвид, и мой отец умер счастливым.
Некоторое время мы молчали. Я сидел и вертел на пальце кольцо, подаренное мне Эриан. Наконец Марта сказала:
— Вот и объяснение.
— Чему?
— Тому, как ты встречал корабль Дэвида. В твоем взгляде не было ни зависти, ни сожаления. Ты не хотел быть на его месте, но гордился им так же, как Бэт.
— Дэвид чуточку задается, — сказал я, — но вообще-то он толковый парень. Я говорил с его людьми… Так что насчет меня?
— Раф, ты начал было что-то рассказывать об Эриан. Как она связана с этим делом?
— Ах да, я забыл…
Я рассказал о своих снах.
— Не исключено, что она описывала мне свой мир, а мое воображение сделало остальное.
— Сомневаюсь.
Некоторое время Марта сосредоточенно молчала, а затем принялась расспрашивать меня о том, что говорила Эриан, что ответил я, что и как я вспоминал. В конце концов мне захотелось узнать, к чему она ведет.
— Тебе не приходило в голову, Раф, что все эти беды навалились на вас с тех пор, как появилась Эриан? Все происшедшее не имеет реального объяснения: Бек, старая кобыла, сама Бэт, прибежавшая в загон в вечернем платье, да еще ночью, чего ни одна женщина в здравом уме не сделает! А теперь эти кошмары, которые ведут тебя к… Ох, да я вижу, что ты рассказал мне только часть!.. Послушай, Раф, все это слишком неправдоподобно! Так не бывает.
— Но какое отношение имеет к этому Эриан? Сдается мне, Марта, что ты порешь чушь!
— Так ли? Откуда мы знаем, какими силами они обладают, на что способны существа ее мира?
— Но она любит Дэвида! С какой стати она станет уничтожать его родных?
— Откуда ты знаешь, что она его любит? Она сама тебе это говорила?
— Да.
Но тут я вспомнил слова Эриан и поправился:
— Нет, если быть точным. Она лишь сказала, что любовь — великая сила. Но тогда за каким же чертом она согласилась приехать сюда?
Почему-то наш разговор глубоко встревожил меня. Место, где мы сидели, было открытым и пустынным, но меня не покидало ощущение, что нас кто-то подслушивает, а Марте, проявляющей неуместное любопытство, грозит серьезная опасность.
— Все это вздор, — резко сказал я. — Мы не автоматы с дистанционным управлением. Никто не может насылать на нас сны, заставлять нас делать то, чего мы не хотим, а тем более подталкивать к гибели.
— Земные люди не могут. Но Эриан не земная. Внутренне она чужда нам, хотя внешнее сходство очень сильное. И Бэт говорила то же самое.
— Женская болтовня.
— Возможно. Но возможно также, что мы иногда бываем ближе к истине, чем мужчины. Мы не стыдимся доверять инстинктам и интуиции, дарованным нам Господом. Эта женщина — зло. Она наполнила дом смертью.
Марта вздрогнула, словно от холодного ветра, внезапно протянула руку, сорвала с моего пальца кольцо и забросила его далеко в густую траву.
— Я не хочу, чтобы ты носил сделанные ею вещи!
Настала моя очередь содрогнуться. Как только кольцо исчезло, пропало и давление на мой разум, исчез неопределенный страх и мои растрепанные нервы снова начали приходить в норму, но я все-таки не мог поверить ее словам.
— И все-таки я считаю, что ты говоришь глупости. Откуда у Эриан такое могущество? Она всегда мила, дружелюбна и ходит за Дэвидом, как преданный спаниель. Я не думаю, чтобы она питала к нам ненависть.
— Я знаю, как можно разгадать эту загадку.
— Как? — Я с удивлением воззрился на нее.
— Возьмем твои сны о мире Эриан. Даже если она рассказывала тебе о своей родине, вряд ли она делала это так подробно. Ты мог просто выдумать эти подробности, но как узнать, выдумал ты их или нет? Это может знать только тот, кто побывал там. Если твои сны ошибочны, значит, Эриан сказала тебе правду и это были просто сны, капризы утомленного сознания. Но если они правильны во всех деталях, тогда это не сны, а воспоминания самой Эриан, смешанные с теми страшными видениями, которые она насылает, чтобы мучить тебя.
— Пусть так. Но как она узнала о моем отношении к космосу? Как она могла… А впрочем… Спросим Дэвида.
— Нет, не Дэвида! Никого, кто имеет хоть какое-то отношение к ней. К тому же если у нее есть причины ненавидеть Дэвида, она вряд ли захочет рассказывать нам о них, так?
— Так-то так. А ты не думаешь, что твои репортерские замашки в данном случае несколько неуместны?
— Я пытаюсь спасти твою шкуру, упрямый ты осел! — рявкнула она, не то злясь, не то плача.
Я встал:
— Тогда пошли. Есть такой Гриффит, наблюдатель на «Энсон—Макквари». Я близко знаком с ним.
Мне внезапно пришло в голову, что Гриффит ни разу не был здесь после приземления «Энсон—Макквари». Почему? Я не мог найти ответа. Они с Дэвидом всегда были друзьями. Я почувствовал себя крайне заинтригованным — я, который всегда считал, что любопытство — это чисто женская черта.
Машина Марты стояла на подъездной дорожке. С террасы нас окликнула Эриан.
В своих легких юбках, разлетавшихся вокруг ее ног, с пурпурной, сверкающей на солнце башней прически она выглядела очень мило. Марта сказала, что хочет заставить меня вести машину. Эриан ответила, что мне это полезно. Они обе дружелюбно улыбнулись, и мы уехали.