— Спасибо. Только зови меня, пожалуйста, по имени, — я улыбнулась ей в ответ и первой вышла из комнаты.
— А разве можно? — девушка догнала меня, но держалась на шаг позади.
Мне пришлось обернуться на ходу, чтобы увидеть её лицо.
— К маркизу же ты обращаешься по имени.
— Я стараюсь этого не делать, — щеки Агаты зарделись. — Мы давно уже не дети…
— И тем не менее, ты рискнула дожидаться его, — я пожала плечами и снова улыбнулась ей. — Всё проще, чем ты думаешь, дорогая.
Облегчение и удовольствие, которые она испытала, услышав это, разливались в воздухе, и я мимолётно пожалела, что нельзя поделиться с Лагардом мыслью о том, что прошлая ночь пошла на пользу не только нам.
Пока что он производил впечатление во всех смыслах приятного человека, но к доверию это никакого отношения не имело.
Меня вполне устроило бы оставаться для него просто маркизой. Чуть простоватой, немного не соответствующей своему титулу, но очаровательной.
О том, как станем жить, когда мой досточтимый супруг вернёт себе положение в обществе и доброе имя, мы не говорили — Даниэль эту тему не поднимал, а я намеренно его не торопила.
Прямо сейчас быть маркизой Лагард меня не просто устраивало. О подобном браке я не смела даже мечтать. Даниэль явно не намеревался посвящать меня в свои дела, но и совать нос в мои не рвался тоже.
Что, в конце концов, ещё нужно от мужа, кроме того, чтобы он не досаждал?
При этом его жену не станут разглядывать слишком пристально — никто не любит смотреть на ссыльных и опальных. Тем более, изуродованных.
Люди стыдливо отворачивались от него, чтобы ненароком не замарать себя знакомством, а значит в его тени какое-то время будет безопасно.
При этом его было за что уважать, поэтому создавать проблемы себе или ему излишней откровенностью я не собиралась.
Завтрак уже был продан в столовую, а маркиз ждал меня.
Когда я вошла, он стоял лицом к окну, заложив руки за спину, и чёрная кожа перчаток красиво контрастировала со светлой сорочкой.
— Доброе утро, Даниэла.
— Доброе. Лучше Дани.
— Я думал, Эла.
— Местные дамы придумали так меня называть. По их мнению, «Дани» звучит недостаточно благочестиво, — я улыбнулась ему в благодарность за придвинутый стул.
— Я запомню, — Лагард сел напротив, и только потом улыбнулся мне в ответ уголками губ.
К счастью, между нами не возникло той неловкости, которой можно было после вчерашнего опасаться.
— Ну а ты? Как тебя называют дома?
Его лицо едва заметно дрогнуло, а более удачная улыбка так и не получилась, но я не собиралась извиняться. Бестактность или нет, чем быстрее он привыкнет к тому, как теперь выглядит его дом, тем лучше для всех.
— Обычно Нэль. Но Дэн пришлось мне по вкусу больше.
— Позволишь мне так тебя называть?
— Как тебе удобнее.
Даниэль был безупречно вежлив, но даже не интонация, а её тончайший оттенок выдавал его с головой — он предпочёл бы, чтобы я без лишней необходимости не обращалась к нему вовсе.
Утро становилось не просто прекрасным, а близким к идеальному, и я тоже потянулась к кофе.
— Я не поблагодарила тебя за Агату. Она чудесная
— Я рад, что вы поладили. И тебе не нужно меня благодарить.
— Ты не обязан всё это делать, — я почти равнодушно дёрнула плечом, и запоздало спохватилась.
Эту же фразу Даниэль… Дэн сказал мне вчера.
Судя по очередной полуулыбке, он тоже об этом вспомнил.
— Ты права. Нам обоим нужно привыкнуть.
Омлет пах восхитительно, — неизвестная мне пока Айрис превосходно знала своё дело, — и я взяла, вилку, чтобы попробовать его…
Или застыть в нелепой позе, пытаясь уловить насторожившее меня ощущение. Что-то, похожее на едва заметную, но все же неправильность во вдохновившем меня, запахе. Почти незаметный, искусно скрытый шлейф.
— Не ешь.
Я подняла тяжёлый взгляд на маркиза, и тот замер, глупо держа вилку на весу.
— Что случилось?
— В омлете яд.
Он вскинул бровь, а потом покачал головой всё с тем же подобием улыбки на губах.
— Дани!..
Продолжая наблюдать за мной с откровенным скепсисом, вилку Лагард всё же положил.
Я поднялась и, обойдя стол, остановилась рядом с ним, положив руку на спинку его стула.
Другую руку я занесла над его тарелкой, и воздушная поверхность омлета пошла рябью, собираясь постепенно в густую белесую пену в центре. Она приподнималась, почти кипела, но на глазах становилась плотнее.
— Я, разумеется, могу предположить, что это сделал доброжелатель, уверенный, что смерть для тебя предпочтительнее женитьбы…