Он явно не ожидал, что мы найдем общий язык так быстро.
Если вообще допускал, что мы его найдем.
— Вы видели, кто?
Между тем, говорил он о деле, и это было главным.
— Всадник в черном плаще, — пожав плечами, Даниэль поднес стакан сначала мне, потом ему. — Маркиза запретила мне преследовать его.
— Маркиза все еще не торопится овдоветь, — я ответила резче, чем хотела бы, и напомнила себе сделать медленный вдох. — Но если так продолжится, боюсь, мои желания уже не будут иметь значения.
Вернувшись к окну, Руперт выглянул наружу, немного отодвинув край гардины.
Взволнованным или напуганным он не выглядел, и это только подтверждало сделанные мною выводы: этот человек способен убить изощренно и без сожалений.
— О том, чтобы обратиться в полицию, разумеется, не может быть и речи, — озвучил он очевидное.
— Как минимум, потому что вы оба не скажете их дознавателям ни слова правды, — запоздало поняв, что мужчины остаются стоять из-за меня, я нехотя опустилась в кресло. — Кому это выгодно?
— Не знаю, — Даниэль сел напротив, положил ногу на ногу. — Я не увлекался картами, не оставлял бастардов и никого не оскорблял.
— Кроме короля, — я поднесла стакан к губам, давая и себе, и им осознать предположение, на которое осмелилась.
Руперт развернулся, прошёл по кабинету, а потом прислонился бедром к краю стола.
Он молчал, но развить эту мысль был явно не против, и я немного развернулась к нему, чтобы видеть лицо.
— Люди в большинстве своём мыслят примитивно: если мужчина позволил себе жениться, значит у него всё хорошо. Сильный и богатый Лагард теперь никому не нужен.
— Не хотелось бы мне воевать с королём, — Руперт задумчиво улыбнулся и посмотрел на меня. — Вы уверены, что это не за вами? Следуя вашей же логике, леди Даниэла: вы удачно вышли замуж, оставили прошлое в прошлом.
— В моем прошлом не было таких врагов.
Я ответила ему уверенно и тихо, и Руперт с пониманием хмыкнул в ответ:
— Я не мог не спросить.
— Разумеется. Кто наследует титул, если Даниэля не станет?
Они переглянулись с таким видом, словно этот вопрос ни одному из них не приходил прежде в голову, и я тихо вздохнула еще раз.
Очевидное стоило признать: Даниэль так и не привык быть маркизом, старшим и единственным Лагардом. Пройдя через унижение и боль королевских темниц и опалы, он все еще не хотел расставаться с прошлым, в котором был всего лишь младшим сыном, мог учиться и путешествовать в свое удовольствие, предоставив другим заботиться о продолжении фамилии и её чести.
Его первым и самым серьёзным поступком в качестве главы несуществующей больше семьи стала женитьба на мне, но этого ещё не было достаточно.
— Леди Иветта, я полагаю, — Руперт ответил мне, но смотрел на Лагарда. — Если господина Даниэля не станет и он не оставит наследников, титул маркиза Лагарда получит тот, кто станет супругом леди Иветты.
— Это дальняя кузина, но родственников ближе у меня нет, — Даниэль пояснил, глядя перед собой, и взгляд этот был отсутствующим.
Едва ли Руперт не говорил с ним об очевидном и не объяснял, насколько для него все стало иначе, но именно сейчас он, по всей видимости, впервые осознал это в полной мере.
Такой момент стоил бы того, чтобы ему посочувствовать, но ничего подобного я делать не собиралась. По мере того, как во мне росло уважение к своему случайному, но мужу, я зарекалась даже от самой возможности его пожалеть. Лагард был последним человеком на свете, кто в этом нуждался.
— Ты хорошо ее знаешь? Она способна на что-то подобное?
— Чисто гипотетически? — он перевел взгляд на меня и дернул уголками губ. — Лагарды на многое способны. По слухам. Даже не чистокровные.
В этом я нисколько не сомневалась, но озвучивать подобное не стоило.
— Что скажете, Руперт?
— Насколько мне известно, леди Иветта замуж пока не собирается, — он прошелся по комнате и снова задержался у окна. — Но намерения могут быстро меняться.
— Иными словами, для того, чтобы подобное стало возможным, леди должен кто-то надоумить?
— Леди очень неглупа, хотя считает за благо демонстрировать людям обратное, — Даниэль допил коньяк и встал, чтобы вернуть стакан на столик. — Год назад многие были потрясены произошедшим. Думаю, она не стала исключением. Год — большой срок…
В его последних словах мне послышалась не просто задумчивость, а нечто очень двусмысленное, но просить его о такой откровенности я не имела права.