Дарелл был высоким брюнетом, немногим более чем за тридцать. Над резко очерченным ртом он носил маленькие усики. Его голубые глаза почти всякий раз темнели, когда он сердился или же погружался в глубокие размышления. Именно такими они были сейчас. Движения его худощавого тела были пружинисты и точны. Его горячий и вспыльчивый характер в результате многолетних самостоятельных тренировок прекрасно уравновешивался профессиональными качествами, первые навыки которых он получил еще в детстве. Это было очень далеко отсюда — в заболоченных лиманах Луизианы. Ему уже тогда пришлось усвоить непреложную истину, что порой жизнь от смерти может отделяться такими качествами, как сдержанность и осторожность. Длинная вереница погибших друзей и знакомых, с которыми ему приходилось некогда работать, была зловещим и неумолимым свидетельством цены за неосмотрительность. На войне, в которой участвовал Дарелл, не было слышно звуков победных фанфар и барабанного боя. Она велась незаметно и тихо. Борьба нервов и профессиональных навыков. Тайная война разведывательных служб. Ее полем боя чаще всего были грязные улицы и темные закоулки где-то на задворках этого беспокойного мира. Отнюдь не сила, а скорее всего коварство и осторожность были здесь главным оружием. Хотя в этой виртуозной и неистовой игре порой приходилось пользоваться и кинжалом, и пистолетом. Годы такой службы оставили на нем неизгладимый отпечаток…
В тот момент, когда он внимательно наблюдал за человеком на вельботе, Дэйдри изучающе смотрела на него.
— Это всего навсего Том Уорди, — тихо произнесла она.
— Он из Принс Джоунс?
— Он живет здесь столько, сколько я себя помню! Совершенно безобидный старик. — Взглянув прямо ему в глаза, Дэйдри спросила: — Дорогой мой, ну неужели же ты не способен хоть на минуту расслабиться? Что с тобой постоянно происходит? Это прекрасный старик, который всю жизнь только тем и занимается, что каждый день ловит своих устриц. А ты смотришь на него с такой подозрительностью! Не слишком ли ты далеко заходишь со своей работой?
— Ди, я просто не могу позволить себе расслабляться, — ответил он ей.
— Ну! Это как раз то, о чем я тебе и говорю!
Дарелл отвернулся от окна.
— Все это слишком поздно для меня, — в некотором раздумье произнес он. — Я уже не способен от этого избавиться. Это я знаю точно…
— Может, и для меня это слишком поздно? Или для нас обоих? Посмотри-ка мне, Сэм, в глаза! Это так?
Дарелл залюбовался ее тихой и какой-то торжественной красотой. Она была единственной женщиной, которой удалось прорваться через барьеры его образа жизни и возродить чувства, как ему казалось, давно и навсегда умершие. Он знал, что женщины гораздо лучше мужчин, которые, влюбившись, пользуются ими, а потом непременно бросают. С Дэйдри Пэджет такое поведение не подходило. Непостижимым образом ей удавалось вызывать в нем чувства, на которые он уже не считал себя способным. Она просто вновь вдохнула в него жизнь! Довольно часто Дарелл злился на себя самого за то, что никак не мог найти достойного ответа на ее вопросы об их взаимоотношениях.
Она встала и подошла к камину. Со спины она казалась еще более стройной и изящной. Легкое платьице хорошо подчеркивало ее округлые бедра. В сумрачном утреннем свете ее черные волосы отливали каким-то необычайным блеском. С самого начала их отношений его привлекала в ней удивительная внутренняя уравновешенность и самообладание. Но в последнее время она все чаще выходила из равновесия. Он понимал, что сам довел их отношения до такого вот состояния. Он знал ее настолько близко, насколько может знать мужчина женщину. У них не было секретов друг от друга, за исключением лишь тех, которые касались его работы. Но это-то как раз и возводило между ними преграду, которую невозможно было преодолеть ни терпением, ни взаимопониманием.
Не поворачиваясь к нему лицом, Дэйдри сказала:
— Ты вчера говорил обо мне с Макфи?
— Ну, разумеется, говорил. Но я не сказал ему, что собираюсь уходить. Я не смог этого, Ди! Я слишком долго играю в эту игру. Я в ней состарился.
— Как старый лис или волк в диком лесу?
— Да, ты права! Как в диком лесу, — согласился с ней Дарелл.
Теперь она повернулась и смотрела прямо ему в глаза. Взор ее был полон сожаления и печали.
— Но этому старому лису там нравится, не так ли?
— Это ведь моя работа. Я люблю тебя, Ди! Но я люблю и свою работу!
— Такие параллели никогда не сходятся! — с вызовом в голоса произнесла Дэйдри.
— Если мы поженимся, то это принесет тебе лишь несчастье! Не станет лучше ни тебе, ни мне, ни Макфи!
— А он что, и к нашей личной жизни имеет отношение?
— Он имеет отношение ко всему! Иначе я не смогу выполнять свою работу так, как требуется. Жениться — значит подвергнуть тебя опасностям, постоянно беспокоиться за тебя, еще больше беспокоить тебя саму.
— Но ты же, Сэм, знаешь, что я готова все это на себя принять! — ответила она с металлом в голосе. — Я не хочу, чтобы ты превратился в машину, как это происходит с другими. Эта твоя вечная подозрительность, это вечное стремление сдерживать свои чувства! Доходит до того, что порой я смотрю на тебя, а вижу какого-то другого человека. Человека, которого я не знаю!
— Так уж приходится… В этом иногда заключается вопрос жизни и смерти.
— Я все это очень хорошо понимаю, но… — не закончив фразу, она подошла к столу и взяла с него серебряный кофейник. Подержав в руке, она вновь рассеянно поставила его на место.
Наступила мучительная пауза. Дарелл снова перевел взгляд на ловца устриц на вельботе. Стекла на окне около обеденного стола слегка покрылись мелкой изморозью. Залив Чезапик выглядел зловеще. Вдруг в его памяти всплыла яркая, красочная картинка родной деревни Бэй Пич Руж. Залитая солнечным светом, вся в свежей зелени… Таинственная и прекрасная картинка из его далекого детства. Но это было лишь на мгновение. От воспоминаний его отвлек маленький ястребок, который, скользнув перед окном, юркнул в сосновые заросли.
Дэйдри негромко произнесла:
— Сэм! Я люблю тебя! И поэтому хочу делить с тобой все это. Ты не спрашивал у Макфи насчет работы для меня?
— Нет. Я не хочу, чтобы ты в это ввязывалась!
— Но это уже мне самой решать, — сказала она с обидой. — Я бы смогла работать вместе с тобой и…
— Нет! Никогда! — резко и категорично ответил Дарелл. От этих ее слов его прямо-таки подбросило.
— Но почему же нет?
Он взглянул на нее. Дарелл боготворил ее и испытывал горечь за ту боль, которую постоянно причинял ей своим отказом. Он так надеялся, что будет сегодня свободен и сможет провести весь уик-энд вместе с ней в этом старом доме. Остаться вдвоем, заниматься любовью и говорить о чем-нибудь далеком от его работы.
— А разве ты, Ди, не знаешь, что может в таком случае произойти? — спросил он, глядя ей в глаза. — Может так случиться, что когда-нибудь и где-нибудь я буду вынужден тебя бросить. Даже отказаться от тебя, если вдруг возникнут чрезвычайные обстоятельства. А это может произойти рано или поздно! Или же тебе придется оставить меня, если не будет другого выхода. Более того, может, даже мне придется пожертвовать самой твоей жизнью! Ты это-то понимаешь?
Ее лицо стало абсолютно бледным.
— Я никогда не смогу поступить так с тобой… — еле слышно ответила Дэйдри.
— А я так поступлю! — отрезал Дарелл. — Я буду просто вынужден так поступить! Если уж ты так хочешь играть в эти игры, то тебе так же придется поступать со мной.
— Нет! — сдавленным голосом произнесла она. — Нет нет!
Дарелл поднялся на ноги.
— Ну вот! О чем я тебе и говорю!
Дэйдри неотрывно смотрела в его потемневшее лицо. От того, что она увидела в этот момент в нем, ее вдруг всю затрясло, как если бы она оказалась на трескучем морозе.
Сейчас она была столь прекрасна, что любовная страсть с новой силой захватила его. Но как раз в этот самый момент с улицы донесся резкий хлопок. Движение Дарелла было столь стремительно, что она даже не успела сообразить, как он оказался около оконного проема. Его рука автоматически соскользнула в карман.
Хлопок оказался ничем иным как холостой вспышкой двигателя на стареньком вельботе.