Несмотря на невероятную перегруженность учебного материала часто бесполезными вещами, французская школьная система будила любознательность, прививала ясное мышление и показывала, как извлекать из всего самое существенное и где можно было развивать знания. Прежде всего французы учили нас прекрасно овладевать их прекрасным языком. Однако и эта система, хоть и могла даже малоспособного побуждать к размышлению, не могла из глупого сделать смышлёного – даже тогда, когда он с привитой ловкостью изъявлял мнимую образованность.
Так как денежные переводы из Литвы поступали неровно, было чрезвычайно трудно рассчитать сколько-нибудь необходимый для жизни бюджет. Когда счета всё более накапливались, чувство грозящей беды собирало нас на семейный совет вокруг мама. Но мы были ещё слишком малы, чтобы помочь ей делом или советом.
Когда нас в школе просили купить что-либо из школьных принадлежностей, приятное настроение от предвкушения получить пару спортивной обуви, школьный передник или новые книги – что являлось особенно желанным – сразу же гасилось уверенным осознанием того, что всякие дополнительные расходы были совершенно немыслимы. И поэтому, не говоря ничего об этом дома, мы выдумывали всякие извинения: магазин закрыт, мама нет дома, нет нужного размера. Внутренне мы вздыхали, так как эти отговорки были бесполезны, и сначала смущались, а потом раздражались на тупую настойчивость учительницы немедленно приобрести желаемый предмет. Но, впрочем, вскоре мы стали построптивее и нас не заботило больше то, что думает о нас наша учительница, так как такие мелкие неприятности никак нельзя было сравнить с тем, что они причиняли семье.
Когда мы задолжали с оплатой за обучение, нас выдворили из класса. В своём бюро экономка сделала нам строгое предупреждение о наших долгах. Холодные глаза обвиняюще уставились на нас из-под пенсне в серебряной оправе.
Мама тогда оставила нас дома, сославшись на болезнь. Она занималась с нами дома сама, пройдя с нами весь учебный материал, так как опасалась, что от пропусков в школе мы отстанем.
Но экзамены? Мы же не можем их пропустить!
Мы пришли в школу на один день, сдали наши работы и опять остались дома, но чувствовали себя обманщиками. Мы учились усерднее, чем раньше. Удивительным образом я получила такие хорошие оценки, что мне была назначена стипендия. Но мы были иностранцами, поэтому мне нельзя было её получать. Для меня это не было большим огорчением, как опасалась мама; наоборот, это успокоило мою совесть в том, что касалось платы за школу.
Мама пыталась извлечь из наших талантов всё самое лучшее. Ирина прилежно бренчала на фортепиано, Георгий и я рисовали и писали красками довольно умело, однако без восторга, так как мы догадывались, что занятия искусством не были, вероятно, верной тропой к богатству. У Мисси был очаровательный голос и целый репертуар из песен на разных языках. Когда мы все вместе стояли вокруг рояля, за которым сидела мама, мы хотели петь русские песни, содержание которых нам было больше по душе.
Когда мы работали, мама сидела в кресле и читала нам вслух, при этом она вязала; все кофточки для нас она вязала сама, её мягкий голос и великолепная дикция придавали стихам и прозе жизненность и яркость. С интересом мы слушали её чтение, и так же естественно, как дыхание, мы познакомились с великими русскими писателями и поэтами: Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Толстым и другими; историками Карамзиным и Платоновым, а также с биографиями русских царей Шильдера. Достоевского нам давали лишь в небольших дозах – солнечная натура мама воспринимала его слишком мрачным.
Так много она хотела нам прочитать и рассказать, что нас редко отсылали рано идти спать, как других детей; к тому же нас ждали ещё наши домашние задания. Мисси часто засыпала, свернувшись, как мышка, в углу дивана; золотистые волосы как ширма прикрывали её лицо, так что на неё какое-то время не рассчитывали. И я исходила сонливостью, но смутно чувствовала одиночество мама, в котором она сама себе никогда бы не призналась, как и в том, скольких усилий стоила ей её неустанная борьба со всеми препятствиями, которые встречались на её пути. Мои родители и их друзья с болью ощущали ответственность за их невозможность противостоять революции в России. Мама рассказывала нам, что в детстве она всегда жаловалась: «В нынешние времена не происходит больше ничего волнительного – ни войн, ни революций!». Она почти сожалела, что живёт не в то время, когда происходят потрясения.