— Ты зачем вернулась?
— Умник уйти не дал.
— Умник, он такой… Надо уходить, — голос его был чуть слышен. — Идет сезон бурь. Дорога скоро закроется. Сейчас идут последние караваны. Тут небезопасно.
— Но куда идти?
Однако силы его были исчерпаны, он уснул. К вечеру, к радости Умника, очнулся вновь.
— Видишь ту скалу? Что нависает над другими? — я кивнула. — Там зимовье. Не раз мы пережидали там непогоду. Увидишь ручей, поднимайся по нему наверх. Место безопасное. Кто знал, тот тут лежит. Иди туда. Меня оставь. Я либо выкарабкаюсь, либо сдохну. И то, и другое смогу прекрасно провернуть один.
Более никаких инструкций по спасению не поступало. У Назара поднялась температура, он бредил. Бросить его тут я не могла. И дело вовсе не в моем к нему влечении, он был ранен и зависел от меня. Что дотащу его до скалы, которая торчала от меня весьма далече, мне не верилось. Однако и на дороге было страшно, кто-то ведь убил всех этих людей. Я отволокла Назара за ближайшую же сопку камней, всего в нескольких метрах от дороги. Обещаемых бурь пока нет, отлежится. А как пойдет на поправку, я его оставлю. Если пойдет на поправку.
Рана на ноге никак не хотела заживать. Ах, мне бы сейчас упаковку пенициллина. Она гноилась, швы расходились и кровили. Снежную ягоду я уже извела, в первый же день, а сейчас тянулся уже третий. Поэтому, укрыв Назара обрывками нашего шатра, я двинулась по уже известному мне пути. Полянку мы обобрали хорошо, тщательно проверив каждый кустик, я смогла собрать лишь две горсти ягод. А на обратной дороге меня поджидал сюрприз. На месте побоища стоял лагерь. Больше десятка вооруженных воинов, раскинут шатер, горел костер. Запахло едой, мой желудок сжался. Я лежала за камнем и изредка осмеливалась выглядывать наружу. Очень боялась, что они обнаружат Назара, особенно, когда мужчины начали собирать убитых и отволакивать в сторону от дороги, закидывая камнями. До самой ночи лежала, не в силах уйти и боясь остаться. А в самых последних лучах закатного солнца увидела его. Карагач. Вышел из шатра и вскинул ладонь к глазам, приглядываясь аккурат к моему камню. У меня сердце в пятки ушло. Первой мыслью было бежать, однако силой я удержала себя на месте, вжимаясь телом в землю под собой. Обошлось. А на рассвете они ушли туда, на ту сторону гор. Я поняла, что дорога и в самом деле небезопасна. Назар не приходил в себя, иногда шепотом бредил на незнакомом мне языке. Я ловила эти обрывки слов, как будто многократное повторение про себя, могло раскрыть их тайну.
На следующий день я отволокла Назара еще дальше от дороги, уложив на ткань шатра. Голова его дергалась, он стонал. В эти дни это было единственным моим развлечением. Проснулась, перекусила, попила. Перетащила Назара на десяток метров в направлении черной скалы. Напоила его отваром, отдохнула, еще десяток метров. За несколько дней не осилила и километра. Зато Назар вопреки моим мрачным прогнозам стал поправляться. Раны затягивались. От той, что на руке, и вовсе остался лишь красноватый круглый рубец. На груди кожа срослась криво, от этого морда летучей мыши приобрела донельзя бешеный вид, я побаивалась на нее смотреть. Даже бедро радовало. На пятый день моего горе-волоченья он пришел в себя.
— Святые небеса, — прохрипел он. — Что ты делаешь, сумасшедшая женщина?
— Тащу тебя в неведомое зимовье.
— Бросай это дело и иди сама.
— На дороге был Карагач. Наверняка он пойдет обратно. Не думаю, что он числится в твоих друзьях.
— Женщинам думать вредно.
Жадно приник к воде. Поел моих сухарей и полоску мяса, больше у меня ничего не было. Долго и вдумчиво смотрел на небо. Затем достал свой нож, притянул к себе ствол хилой сосенки и обрубил одним движением. За какой-то час изготовил себе костыль. Я сидела и не вмешивалась. Затем размотал рану на ноге и придирчиво осмотрел.
— Ты как сумела это сделать? И зашила хорошо, — он одобрительно кивнул осматривая, я зарделась от похвалы.
— В своем мире я была лекарем животных.
— У нас животных лечат те же колдуны и знахарки.
— А у нас лекари. Бывало, я даже спасала жизни. Хотя к серьезным операциям меня допускали редко, и большей частью я лечила лишай и отрезала несчастным котам яички.
Назар громко и с удовольствием рассмеялся, на его впавших за время болезни щеках появился румянец.
— Боровам и быкам и у нас отнимают яйца. А вот котов, слава богу, мучить еще не додумались.
Свистнул Умника. Тот, увидев, что хозяин в надежных руках меня вниманием не жаловал, лишь изредка удостаивая своим присутствием. Мыш свалился в руки Назара камнем и довольно заклекотал. А тот шепнул ему что-то и подбросил в небо. Вечером Умник принес нам птицу. Размером она была чуть меньше самого мыша, и есть в ней было нечего. Однако Назар ловко ощипал ее, выпотрошил и бросил вариться в котелок. Бульон получился почти приличным. Утром, не слушая моих возражений, встал на ноги и вполне бодро заковылял, орудуя костылем. Я только диву давалась такой выносливости. К тому моменту, как сгустившиеся тучи одарили нас первым дождем, мы уже были в зимовье. Это была лачуга, одной стеной которой и являлась стена черной скалы. Посреди комнаты возвышался примитивный очаг. Каморка была оснащена всем необходимым: минимум продуктов, соли, одеял бытовой утвари. Я разглядывала хозяйство.