Джордж всегда с интересом отмечал, как изменился вид Каменного коттеджа с тех пор, как в нем около двух с половиной лет назад поселились Кэндаси и ее отец. Кэндаси оказалась усердным садоводом. Чандлер-Пауэлл подозревал, что это было для нее единственным законным поводом отойти от постели Перегрина Уэстхолла. Сам он только раз посетил старика перед смертью, но знал (и догадывался, что об этом знает вся деревня), что старик был эгоистичным, вздорным и неблагодарным пациентом, ухаживать за которым – тяжкое испытание. И вот теперь, когда отец умер, а Маркус собирался покинуть Англию, Кэндаси, освободившись от этого чуть ли не рабства, несомненно захочет сама планировать свое будущее.
Кэндаси, в старом твидовом пиджаке и вельветовых брюках, заправленных в сапоги, которые она специально держала для работы в саду, чистила граблями лужайку позади дома. Густые темные волосы она спрятала под шерстяной шапкой, натянутой по самые уши. Шапка подчеркивала ее поразительное сходство с отцом: крупный нос, глубоко сидящие глаза под прямыми, кустистыми бровями, рот с длинными и тонкими губами. Волевое, бескомпромиссное лицо, которое, при том, что волосы были скрыты шапкой, выглядело одновременно и мужским, и женским. Как странно, что уэстхолловские гены выпали именно так: ведь это у Маркуса, а не у нее, черты старика оказались смягчены почти до женственной нежности.
Увидев Джорджа, Кэндаси прислонила грабли к стволу дерева и подошла поздороваться.
– Доброе утро, Джордж, – сказала она. – Кажется, я понимаю, почему вы пришли. Я как раз собиралась сделать перерыв и выпить кофе. Заходите, пожалуйста.
Она провела его через боковую дверь, которой чаще всего пользовалась, в бывшую кладовку, где каменные стены и пол делали помещение похожим скорее на надворное строение, удобное хранилище вышедшего из употребления инвентаря. Здесь главное место занимал валлийский кухонный шкаф с открытыми полками, увешанный множеством разнообразных кружек и чашек, связками ключей, уставленный стопками тарелок и блюд. Следом за Кэндаси Джордж вошел в смежную с кладовкой маленькую кухню. На кухне царил безупречный порядок, и Джордж подумал, что давно пора что-то предпринять, чтобы все тут расширить и модернизировать, и подивился, что Кэндаси, о которой говорили, что она прекрасно готовит, никогда не жаловалась.
Она включила кофеварку, взяла из буфета две кружки, и они молча стояли, ожидая, пока кофе будет готов. Кэндаси достала из холодильника молочник, и оба прошли в гостиную. Сидя напротив нее за квадратным столом, Джордж снова подумал о том, как мало было сделано в самом коттедже. Большая часть мебели принадлежала Кэндаси, была привезена со склада. Некоторые предметы могли вызвать зависть, другие были слишком громоздки для малого пространства. Три стены занимали книжные полки, привезенные Перегрином Уэстхоллом как часть его библиотеки, когда старик приехал сюда из дома для престарелых. Он завещал библиотеку своему старому колледжу, и те книги, которые стоило хранить, колледж забрал. Стены с полками теперь походили на пчелиные соты, между оставшимися книгами зияли пустые места, а нежеланные томики уныло заваливались друг на друга, словно печальные символы отверженности. Вообще в комнате царила атмосфера какой-то временности и утраты. Только небольшая дубовая скамья с мягкими подушками, стоявшая перед камином, обещала некоторый комфорт.
Джордж начал без всяких предисловий:
– Маркус только что сообщил мне новость, что собирается через три месяца уехать в Африку. Интересно, насколько здесь сказалось ваше влияние? План этот не кажется мне таким уж разумным…
– Не предполагаете же вы, что мой брат не способен сам принимать решения о том, как ему жить дальше?
– Он вполне способен принимать решения. А вот чувствует ли он себя свободным выполнять их – совсем другое дело. Тут вы явно на него повлияли. Я удивился бы, если бы это обошлось без вас. Вы восемью годами старше брата. При том, что ваша мать почти все его детство проболела, нет ничего удивительного, что он к вам прислушивается. Ведь, более или менее, это вы его растили, не так ли?
– Кажется, вы довольно много знаете о нашей семье. Если я и повлияла на брата, то лишь в том, что одобряла его. Ему давно пора уйти отсюда. Я понимаю, Джордж, это вам неудобно, он и сам об этом сожалеет, мы оба сожалеем. Но вы найдете кого-нибудь. Вы узнали о такой возможности год назад. У вас, наверное, уже есть на примете кто-то, кем можно заменить Маркуса.
Кэндаси была права – так оно и было. Ушедший на пенсию хирург, работавший в той же области, что и сам Джордж, врач высочайшей компетентности, если не сказать – блестящий, с радостью станет ассистировать ему три дня в неделю.