Мисс Холкомб, очевидно, была сильно озабочена сообщением сестры. Она ответила поспешно и рассеянно:
– Очень состоятельный джентльмен из Хэмпшира.
Хэмпшир! Родина Анны Кэтерик. Опять и опять женщина в белом! В этом было что-то роковое!
– А как его зовут? – спросил я как можно более спокойным и равнодушным тоном.
– Сэр Персиваль Глайд.
Сэр… сэр Персиваль! Вопрос Анны Кэтерик – странный вопрос про баронетов, с которыми я был знаком, – изгладился из моей памяти, едва мисс Холкомб вернулась в беседку, и вдруг ее ответ снова напомнил мне о нем. Я остановился как вкопанный и посмотрел на нее.
– Сэр Персиваль Глайд, – повторила она, решив, будто я не расслышал ее ответ.
– Он баронет? – спросил я с волнением, которого уже не мог скрыть.
Она помедлила, а потом довольно холодно ответила:
– Баронет, разумеется.
На обратном пути домой не было сказано больше ни слова. Мисс Холкомб поспешила подняться к сестре, а я ушел в свою мастерскую приводить в порядок рисунки из коллекции мистера Фэрли, которые еще не успел отреставрировать и окантовать, прежде чем передать их в другие руки. Мысли, сдерживаемые до сих пор, делавшие мое положение еще более тягостным, нахлынули на меня лавиной, стоило мне остаться одному.
Она помолвлена, ее будущий муж сэр Персиваль Глайд. Человек с титулом баронета, владелец поместья в Хэмпшире.
В Англии живут сотни баронетов, а в Хэмпшире – десятки землевладельцев. Пока что у меня не было никаких причин подозревать, что слова женщины в белом относились именно к сэру Персивалю Глайду. И все же я относил их именно к нему. Потому ли, что теперь он был неразрывно связан в моем сознании с мисс Фэрли, которая, в свою очередь, была связана с Анной Кэтерик с того самого вечера, когда я заметил между ними зловещее сходство? Или потому, что утренние события до того расстроили меня, что я находился во власти иллюзий, которыми подпитывали мое воображение простые случайности, простые совпадения. Трудно сказать. Я только чувствовал, что те немногие слова, которыми мы обменялись с мисс Холкомб на обратном пути из беседки, странно подействовали на меня. Во мне все усиливалось предчувствие какой-то непонятной опасности, скрытой от нас до поры во мраке будущего. Сомнения – не стал ли я уже звеном в цепи событий, которую не в силах разорвать даже мой приближающийся отъезд из Камберленда; знает ли кто-нибудь из нас, какова будет развязка этих событий, а она непременно настанет, – терзали меня все больше. Каким бы горьким ни было страдание, причиняемое печальным концом моей краткой и самонадеянной любви, оно притуплялось еще более сильным ощущением – предчувствием чего-то угрожающего, что невидимо надвигалось на нас.
Я уже работал с рисунками чуть более получаса, когда в дверь постучали. После приглашения войти дверь отворилась и, к моему удивлению, в комнату вошла мисс Холкомб.
Она казалась рассерженной и взволнованной. Она схватила стул, прежде чем я успел придвинуть его к ней, и села подле меня.
– Мистер Хартрайт, – сказала она, – я надеялась, что все неприятные темы для разговоров между нами исчерпаны, по крайней мере на сегодня. Но это не так. Какой-то негодяй вздумал пугать мою сестру приближающимся замужеством. Вы видели, что я послала садовника с письмом к мисс Фэрли.
– Конечно.
– Это анонимное письмо – гнусная попытка оклеветать сэра Персиваля Глайда в глазах моей сестры. Оно так взволновало и напугало Лору, что мне стоило величайших трудов успокоить ее настолько, чтобы я могла прийти к вам. Я знаю, что это дело семейное, насчет которого мне не следовало бы советоваться с вами, тем более что оно не может быть вам интересно…
– Прошу прощения, мисс Холкомб, все, что касается счастья мисс Фэрли или вашего, вызывает у меня самый живой интерес.
– Очень рада это слышать. Вы единственный человек в доме, да и вне дома, кто может дать мне совет. О мистере Фэрли, с его состоянием здоровья и отвращением ко всякого рода трудностям и загадкам, нечего и думать. Пастор наш – добрый, но нерешительный человек, который не разбирается ни в чем, что не касается напрямую его обязанностей, а с соседями мы водим столь поверхностное знакомство, что к ним не обратишься в минуту треволнений и опасности. Я хотела бы знать вот что: следует ли мне предпринять немедленные шаги к поиску того, кто написал письмо, или же подождать и обратиться к поверенному мистера Фэрли завтра? Это вопрос, возможно очень важный, – стоит ли терять день или нет? Скажите, что вы думаете об этом, мистер Хартрайт? Если бы не необходимость вынудила меня обратиться к вам в таких деликатных обстоятельствах за помощью, даже мое беспомощное положение, вероятно, не извиняло бы меня. Но теперь, после того, что произошло между нами сегодня, полагаю, я не поступаю дурно, закрывая глаза на то, что вы стали нашим другом всего три месяца назад.