| She remembered the likeness between herself and her mother's favourite pupil, as something which had been supposed to exist in past times; but she did not refer to the gift of the white dresses, or to the singular form of words in which the child had artlessly expressed her gratitude for them. |
Она помнила о своем сходстве с любимицей матери, но как о чем-то давно прошедшем. Она не упоминала ни о подаренных белых платьях, ни о странных словах, в которых девочка так безыскусственно выразила свою благодарность миссис Фэрли. |
| She remembered that Anne had remained at Limmeridge for a few months only, and had then left it to go back to her home in Hampshire; but she could not say whether the mother and daughter had ever returned, or had ever been heard of afterwards. |
Она помнила, что Анна пробыла в Лиммеридже всего несколько месяцев, а затем вернулась домой, в Хемпшир. |
| No further search, on Miss Halcombe's part, through the few letters of Mrs. Fairlie's writing which she had left unread, assisted in clearing up the uncertainties still left to perplex us. |
Чтение остальных писем тоже не дало никаких результатов. |
| We had identified the unhappy woman whom I had met in the night-time with Anne Catherick-we had made some advance, at least, towards connecting the probably defective condition of the poor creature's intellect with the peculiarity of her being dressed all in white, and with the continuance, in her maturer years, of her childish gratitude towards Mrs. Fairlie-and there, so far as we knew at that time, our discoveries had ended. |
Мы установили, что та, кого я встретил тогда ночью, была Анной Катерик; мы предположили, что ее белую одежду можно объяснить ее некоторой умственной отсталостью и не угасающей с годами благодарностью к миссис Фэрли, и на этом - как мы тогда думали - наше расследование кончилось. |
| The days passed on, the weeks passed on, and the track of the golden autumn wound its bright way visibly through the green summer of the trees. |
Время шло, и золотые предвестники осени уже прокладывали себе дорогу сквозь летнюю зелень деревьев. |
| Peaceful, fast-flowing, happy time! my story glides by you now as swiftly as you once glided by me. |
Мирные, мимолетные, блаженные дни! Мой рассказ скользит по ним так же быстро, как проскользнули они. |
| Of all the treasures of enjoyment that you poured so freely into my heart, how much is left me that has purpose and value enough to be written on this page? |
Какие из сокровищ, которыми они так щедро меня дарили, остались со мной, чтобы я мог перечислить их на этих страницах? |
| Nothing but the saddest of all confessions that a man can make-the confession of his own folly. |
От них ничего не осталось, кроме самого печального признания, какое только может сделать человек: признания в своем безрассудстве. |
| The secret which that confession discloses should be told with little effort, for it has indirectly escaped me already. |
Это признание нетрудно сделать, ибо моя сердечная тайна, наверно, стала уже явной. |
| The poor weak words, which have failed to describe Miss Fairlie, have succeeded in betraying the sensations she awakened in me. |
Моя слабая, неудачная попытка описать мисс Фэрли, конечно, уже выдала меня. |
| It is so with us all. |
Так бывает со всеми нами. |
| Our words are giants when they do us an injury, and dwarfs when they do us a service. |
Наши слова - великаны, когда они во вред нам, и карлики, когда мы ждем от них пользы. |
| I loved her. |
Я любил ее. |
| Ah! how well I know all the sadness and all the mockery that is contained in those three words. |
О, как хорошо знакома мне та скорбь и та горечь, которыми полны эти три слова! |
| I can sigh over my mournful confession with the tenderest woman who reads it and pities me. |
Я могу вздохнуть над моим печальным признанием вместе с самой сострадательной из женщин, читающей эти слова и сожалеющей обо мне. |
| I can laugh at it as bitterly as the hardest man who tosses it from him in contempt. |
Я могу засмеяться над ними так же горько, как и самый черствый мужчина, который отнесется к ним с презрением. |
| I loved her! |
Я любил ее! |
| Feel for me, or despise me, I confess it with the same immovable resolution to own the truth. |
Сочувствуйте мне или презирайте меня, но я признаюсь в этом, твердо решив сказать всю правду. |
| Was there no excuse for me? |
Что могло оправдать меня? |
| There was some excuse to be found, surely, in the conditions under which my term of hired service was passed at Limmeridge House. |
До некоторой степени те обстоятельства, в которых протекала моя жизнь в Лиммеридже. |
| My morning hours succeeded each other calmly in the quiet and seclusion of my own room. |
Утренние часы я проводил в тихом уединении моих комнат. |
| I had just work enough to do, in mounting my employer's drawings, to keep my hands and eyes pleasurably employed, while my mind was left free to enjoy the dangerous luxury of its own unbridled thoughts. |
Работы над реставрацией рисунков моего хозяина у меня было достаточно, для того чтобы руки и глаза мои были заняты, но зато мой разум мог свободно предаваться опасным излишествам своего необузданного воображения. |
| A perilous solitude, for it lasted long enough to enervate, not long enough to fortify me. |
Губительное одиночество - ибо оно длилось достаточно долго, чтобы лишить меня силы воли, и недостаточно долго, чтобы укрепить эту силу. |