Уильям Хоуп Ходжсон
МОРСКАЯ НЕВЕСТА
Вот он, этот проклятый остров! — старый китобой, положив руку на плечо моего друга Тренхарна, протянул вторую в сторону горизонта. — Смотрите, вон там, за Соловьиным островом! Мореходы называют этот клочок скалистой суши Миражом, а на картах он носит гораздо более прозаическое название Среднего острова. Через некоторое время вы сможете разглядеть остров полностью, вместе с бухтой. Правда, я не берусь гарантировать, что яхта все еще там. Так что, в случае чего, не обессудьте!
Китобой сунул в бороду коротенькую глиняную трубку и дохнул на нас едким дымом. Не обращая на него внимания, мы с Тренхарном уже обшаривали скалы Миража линзами биноклей. Картина была безрадостной — глазу не на чем остановиться. А дальше, совсем уже на горизонте, виднелись другие мрачные скалы, — остров Тристан, самый крупный в архипелаге Да Кунья, утопал там в дымке тумана. Но нас не интересовали ни Тристан, ни Соловьиный.
Легкий бриз полоскал паруса, и наша шхуна скользила к конечной цели путешествия, в акваторию Миража. Я оглянулся на своего друга и заметил на его лице маску откровенного нетерпения. Стоит ли еще в бухте Среднего острова покинутое экипажем судно «Счастливчик», на котором плыла его невеста? Шесть долгих месяцев Тренхарн ожидал хоть каких-нибудь вестей о «Счастливчике», так и не дошедшем тогда до Австралии. Мой друг назначил большое вознаграждение за любые сведения об исчезнувшем судне. Награда досталась старому китобою, который и затащил нас в этот забытый богом и людьми архипелаг в южной части Атлантики, где он собственными глазами видел стоящий на якоре посреди тихой бухточки Среднего острова корабль, увезший в неизвестность будущую леди Тренхарн. На яхте не было ни одной живой души. Поиски на острове тоже не дали никаких результатов. Похоже было, что экипаж «Счастливчика» на берег не высаживался.
— Мы очень быстро убрались оттуда, — рассказывал китобой. — Моряки — народ суеверный.
И, надо сказать, я прекрасно понимал старика. Мне тоже показалось, что над островом нависла слишком уж гнетущая атмосфера. Тем более на покинутом «Счастливчике».
— Никто из наших просто не мог там оставаться, — попыхивая, как и сейчас, прокуренной своей трубкой, рассказывал нам китобой. — Сразу понятно, что место это не чистое. Опасное место!.. Когда я торчал на палубе той безлюдной посудины, то не мог избавиться от впечатления, что с минуты на минуту туда вернется ее экипаж, хотя голову готов был позакладывать, что их, горемычных, давно уже на свете нет…
В эту минуту громкое восклицание Тренхарна возвестило о том, что мой друг наконец увидел то, что так долго искал. Проследив за его протянутой рукой, и я поймал окулярами своего бинокля корпус «Счастливчика», светлым пятном выделявшегося на фоне черных прибрежных скал.
— Вильямс, смотрите, это он?
Старый китобой отвел ладонью протянутый ему бинокль и молча кивнул Тренхарну.
— Он самый, сударь! — подтвердил он после минутного раздумья. — Как видите, я вас не обманул.
Тренхарн обернулся ко мне:
— Я боюсь и подумать, Генрих… Меня всего трясет…
— Спокойнее, старина — я подхватил его под локоть. — Подойдем поближе, спустим шлюпку, и ты все увидишь сам.
Но, можете мне поверить, волновался в эту минуту я ничуть не меньше его.
Мы с Тренхарном спустились в шлюпку, и старый китобой, усевшись за руль, дал матросам команду грести прямо к покачивающемуся в отдалении на пологой волне «Счастливчику». Вскоре мы уже плыли над подводными рифами, которые были прекрасно видны сквозь идеально прозрачную воду бухты. Вокруг нас поднимались крутые, как стены какого-то чудовищного замка, скалы, со всех сторон окаймлявшие бухту.
И вот уже совсем рядом корма яхты. Вскоре ее уже можно было коснуться руками, а привстав на цыпочки, дотянуться до написанного белой краской названия «Счастливчик».
Я смотрел на своего друга. Тренхарн был бледен, прерывисто дышал и машинально теребил пуговицы на своей куртке. Потом старый Вильямс осторожно причалил шлюпку, и мы поднялись по штормтрапу.
— Мои ребята оставили трап спущенным еще в прошлый раз, — пояснил китобой. — Полезайте, осмотритесь…
Колодец бухты, высокие скалы вокруг нее рождали здесь неестественно громкое эхо. Наши шаги по палубе, тихие голоса умножались, скалы перебрасывались звуками, точно стальным шариком, и возвращали их нам многократно усиленными. Какой-то иррациональный страх заставил нас с Тренхарном перейти на шепот.