Верность даже после смерти. Средняя часть мраморного лекифа (погребального сосуда) из Афин. 375 г. до н. э. Этот образ высокого человеческого благородства пережил века (Государственное собрание древностей. Мюнхен)
Известен миф о Дидоне, финикийской царице, ставшей основательницей и царицей Карфагена. Храня верность своему убитому супругу и желая избежать домогательств царя Ярба, она добровольно приняла смерть на костре. Более известна версия Вергилия (70–19 гг. до н. э.), согласно которой Дидона оказала гостеприимство Энею, приставшему к ее берегам, и влюбилась в него. При этом она на время забыла своего покойного супруга. Почувствовав, что любовь к Энею перешла в «страсть, которая наполняет душу и разрушает ее». Дидона сама лишила себя жизни. Римский поэт Вергилий хотел противопоставить ей пример той эпидемии разводов, которой оказались подвержены женщины в правление Августа. Он как бы напоминал им слова греческого писателя Плутарха: «Благословен для женщины первый брак, но проклят второй».
Моральные требования эпохи были различны для женщин и для мужчин. Женщинам предписывалось подавлять свою якобы чувственную природу и не выходить замуж вновь, мужчина же. напротив, именно в силу своей чувственной природы должен был по возможности скорее жениться снова, чтобы не поддаться соблазнам развратной жизни. В качестве курьеза можно привести письмо египтянина, которого три года мучил дух его жены (или собственная совесть?), так что он решил положить это письмо ей в могилу: «Что я тебе сделал? Почему ты так взялась за меня, несчастного, хоть я ничего плохого не сделал тебе, когда ты была жива? Я женился на тебе молодым, был всегда вместе с тобой и никогда не обманывал тебя с другой женщиной. Я всегда старался ничем тебя не обидеть. Пока ты была жива, я обращался с тобой хорошо. Почему же ты мешаешь мне (жениться еще раз и) стать снова счастливым?»
Совсем иначе звучит письмо, с которым одна римская женщина, умирая, обратилась к находившемуся в отъезде мужу и к своим детям: «Если я уйду от вас. дорогой муж мой Павел, ты должен заменить меня детям. Будь с ними нежен и. когда станешь их целовать, добавь каждому еще один поцелуй от меня. Женись снова! А вы, дети, будьте добры с мачехой и не хвалите меня перед ней открыто, чтобы ее не уязвлять. Если отец останется один, то облегчите ему грядущую старость и не отказывайте ему ни в какой заботе. Пусть столько лет, сколько отняла у меня смерть, прибавится Павлу и вам. Пусть ты, Павел, до старости будешь радоваться своим детям. Ваша Корнелия».
Преждевременная осень
В страхе вопрошает женщина зеркало: не оставило ли время предательских следов на ее лице? Ее жизнь в большей степени, чем жизнь мужчины, зависит от физиологических процессов, происходящих в ее теле. Ее существование определяется этими сравнительно регулярными процессами. Внезапно происходит перемена, которая характеризуется органическими нарушениями.
Как можно задержать недомогания климактерического периода, остаться молодой, перехитрить зеркало и календарь? Роковой необратимый процесс делает свое разрушительное дело. Наступает момент, когда надо подвести черту и принять биологическую неизбежность, отказавшись от иллюзорных надежд, будто можно еще что-то изменить с помощью косметики или молитв.
Бронзовая голова (римская копия)
Разве что богиня Гера была счастлива: пройдя через три жизненные фазы — девичества, супружества и вдовства, — она могла искупаться в источнике и выйти из воды помолодевшей, чтобы начать все заново. «Ах, постареть — вздыхает Сапфо — кто этого не хочет и кто этого не боится?» С горьким юмором говорит великая поэтесса с Лесбоса о смерти: «Это бедствие. Будь это благом, тогда бы и боги смертными стали». Она по себе хорошо знала, что такое страх старости. Меняется организм. слабеют силы, усталость, болезни, потребность в уходе дают о себе знать все более. Безумная мечта овладевает стареющей женщиной: еще раз оказаться любимой, хотя бы немного, услышать ободряющее слово. Ночью, проснувшись и осознав свое одиночество, она заливается слезами. Жалобно звучат последние песни Сапфо:
…Немеет язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят.
Ничего не видя, глаза, в ушах же —
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
с жизнью прощусь я[93].
У Аристофана Лисистрата жалуется: «Быстро проходят молодые женские годы, а потом сидит она одиноко и листает книгу сновидений».
Экклезиаст лирически воспел старение в «Песни о юности и смерти»: «Скоро померкнет все и умолкнет, не слышно станет щебета птиц, затихнут песни дев. и расцветет миндаль белым цветом (в старческих волосах. — Примеч. авт.), и вот-вот оборвется серебряная нить жизни, и угаснет золотой светильник, тогда подумай о том, что надо радоваться жизни, пока можешь»; «Не возбраняй сердцу твоему никакого веселья и наслаждайся всем, что видят твои глаза!»; «Когда тени становятся длиннее, когда близится осень, прими оставшиеся тебе еще годы как подарок судьбы, и прими с благодарностью». Осень тоже может быть прекрасна. И в осенних деревьях есть своя красота.
Писатели древности не без оснований сравнивали жизнь человека с жизнью бабочки-однодневки: продолжительность ее в ту эпоху была очень невелика. За немногими исключениями, простые люди доживали (как свидетельствуют археологи, основываясь на изучении останков) в среднем до двадцати восьми лет. а женщины жили года на два меньше. Лишь впоследствии благодаря улучшению питания продолжительность жизни возросла до тридцати пяти лет.
Те самые «старые» вдовы, о бесправном положении которых не раз упоминали пророки и сам Иисус, были не старше двадцати-тридцати лет. Еще не достигнув климактерического периода, они уже чувствовали себя отжившими свой век матронами. Вспомним, что в середине прошлого века, когда Оноре де Бальзак написал свой роман «Тридцатилетняя женщина», этот возраст считался во Франции порой, когда женщине надо было прощаться с любовью и радостями жизни. Лишь достижения медицины позволили удвоить продолжительность жизни женщины.
11. СМЕРТЬ
Траурные обряды
Женщина умерла ночью во сне, тихо, как гаснет светильник. Смерть проникла через окно и унесла свою жертву. Утром родственники, беспомощные, испуганные, в угнетенном молчании стояли возле ее постели. Чтобы смерть не взяла с собой других жертв, присутствующие начинали молиться — если назвать молитвой архаические заклинания, — а также выполнять все прощальные ритуалы, которые должны были отделить живых от покойной. Они делали себе надрезы на коже, рвали на себе волосы, посыпали песком головы, разрывали свои одежды, бросались на землю и кричали, повторяя имя покойной, словно для того, чтобы пробудить ее или убедиться самим, что она умерла в самом деле. Истинной же целью всего этого было напугать и отогнать душу, которая еще блуждала в доме, в пространстве.