Знаменитая бронзовая статуэтка изображает изящную девушку, стоящую в непринужденной позе. У исследователей она вызывает ассоциация с храмовыми танцовщицами Индии, хорошо известными в более позднее время. Е. Вардиман сделал вывод о господстве матриархата на Крите исходя лишь из того, что у женщин на фресках Кносского дворца «смело открыта» грудь. Хотя безвестная танцовщица долины Инда открыта еще смелее (кроме множества браслетов на руках и на ногах, на ней ничего нет), я все же не решился бы говорить о «протоиндийском матриархате». В научной литературе давались различные оценки общественному строю Мохенджодаро и Хараппы. Однако сам уровень развития городской цивилизации заставляет предполагать возникновение здесь общественного строя и государственности, аналогичных тем. что были в то время в Шумере и в Египте. И в шумерском, и в египетском обществах III тысячелетия до н. э. женщина занимала довольно высокое, по отнюдь не господствующее положение.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. в Северо-Западной Индии расселяются индоевропейские племена ариев, занимавшиеся как земледелием, так и скотоводством. Главным источником наших сведений об ариях являются так называемые веды — сборники гимнов, напевов, жертвенных формул и заклинаний, с глубокой древности почитавшиеся в Индии как священные. Естественно, что на основании памятников религиозной литературы легче составить представление о мире богов, чем о чисто земных отношениях. Центральное место в ведийском пантеоне занимают мужские божества — Варуна, Агни, Митра. Едва ли не самым популярным из них был бог-воитель Индра, мужественность которого подчеркивается особо. Есть божества и чисто женские: Земля. Ночь, Адити — мать богов Митры и Варуны, священная река Сарасвати, утренняя заря Ушас. Женские соответствия великих богов, такие, как Индрани и Варунани, представляются лишь в виде бледных теней своих супругов. Встречается и целая группа божественных существ, связанных с небесными водами. — это обворожительные индийские нимфы апсары, иногда спускающиеся на землю и обольщающие царей и героев.
Как обычно бывает в политеистических религиях, родственные связи между богами не определяются с излишней категоричностью. Мы находим поэтому в гимнах «Ригведы» упоминания о том, как поклонником женственной Ушас выступает то бог Дьяус, то Путан, хотя, согласно другим мифам, первый приходится ей отцом, а второй — братом. Было бы. во всяком случае, крайне опрометчиво на основании подобных мифологических сюжетов предполагать отсутствие понятия инцеста в арийском обществе или мудрствовать об «эдиповом комплексе» и тому подобных вещах.
Большинство гимнов «Ригведы» исполнялось во время крупных жертвоприношений, общинных или племенных празднеств, обрядов, совершавшихся по заказу вождя-царя. В этих церемониях и сопровождавших их текстах постоянно воспроизводится одна и та же священная драма акта творения. Как и во многих других религиях, в основе космогонии древних индийцев лежало представление о союзе мужского и женского начал. Небо-Дьяус выступает как мужчина-отец (это божество является общеиндоевропейским, соответствуя греческому Зевсу и римскому Юпитеру, последнее имя и значит, собственно. Небо-отец), а земля-Притхиви — как женщина-мать. Идея о браке этих первоначал — неба и земли — находит отражение и в индийской свадебной обрядности. Жених, обращаясь к невесте, говорил: «Я — он. ты — она: Я — небо, ты — земля: давай же соединимся и породим потомство». Жених и невеста во время свадьбы как бы приобщаются к космическим силам, отождествляются с ними, и сама брачная церемония становится актом, от которого зависит продолжение жизни не только одной семьи, но и всей живой природы. Союз юноши и девушки превращается в ритуал «священного брака».
Земля постоянно отождествляется с женщиной, а ее вскапывание и орошение получают в религиозной поэзии эротическую трактовку. Как оплодотворение земли рассматривается дождь, в этом случае «мужем земли» является бог грозы Парджанья (также индоевропейское божество, соответствующее славянскому Перуну и литовскому Перкунасу). В скотоводческих образах ведийской поэзии Парджанья как дождь уподобляется быку, покрывающему корову. Бог-воитель Индра нередко отождествляется с Парджаньей, и в описаниях его подвигов также подчеркивается не только мужество в сражениях, но и чисто мужские достоинства. К нему часто прилагают эпитет «обладающий тысячей тестикул», эротическую интерпретацию получает и его знаменитое оружие — огромная палица-ваджра. Бога восхваляют как неутомимого быка, всегда готового покрыть корову.
Хотя европейские индологи прошлого века и некоторые современные индийские санскритологи приложили немало усилий для создания идеального образа отвлеченной и чисто духовной религии вед, при чтении ведийской литературы бросается в глаза весьма чувственный, плотский характер ее образности и символики. В основе ее метафор лежат культ плодородия и религиозное восприятие той любовной страсти, от которой зависит продолжение всякой жизни на земле.
Огонь для священного костра добывался посредством двух палочек. Верхняя при этом рассматривалась как мужчина, а нижняя — как женщина. Вспыхивающий от трения огонь именовался ребенком, возникшим от взаимной страсти. К этой теме неоднократно возвращалась теологическая мысль — верхняя палочка сопоставлялась с героем древности Пуруравасом. а нижняя — с прелестной апсарой Урваши и т. д., далее продолжалась цепь уподоблений — рожденный огонь сравнивался о быком как воплощением мужского начала.
Жертвенный костер разжигался на алтаре, а сам алтарь сравнивался с женщиной, которая принимает на себя и обнимает мужчину. В одном из ведийских текстов говорится так: «Алтарь — это женщина, а огонь — бык-мужчина. Женщина лежит, обнимая мужчину, я от этого возникает потомство. Алтарь выглядит как красивая женщина: очень широкие бедра, чуть более узкие плечи и тонкая талия. Если именно таким будет алтарь, то он доставит радость богам». Во время совершения жертвоприношения пели гимны с определенной мелодией. Гимн и мелодия, которые неразрывно связаны между собой, — это тоже мужчина и женщина, жаждущие друг друга. Возвращаясь вновь к свадебной обрядности, можно вспомнить, что жених произносит и формулы, отождествляющие его и невесту с гимном и мелодией.
Одним из важнейших ведийских ритуалов было выдавливание из особого растения опьяняющего или галлюциногенного напитка сомы. И эта процедура сравнивалась с брачным союзом. Сливание сомы с водой или молоком вновь вызывало ассоциации о слиянии мужского и женского начала, о быке и коровах и т. д. Очевидно, во время празднества исполнялись и песни, полные эротических намеков. Примером такого рода поэзии служит известный гимн из «Ригведы» об обезьяньем самце Вришакапи. Вришакапи в нем обращается к жене бога Индры с насмешками как по поводу ее женских прелестей, так и ее «доступности». Утешая жену, сам Индра говорит ей, что нет другой женщины, у которой были бы столь широкие бедра и прекрасные ляжки. Наконец жена Индры и жена Вришакапи восхваляют мужские достоинства своих супругов, отзываясь с пренебрежением о соответствующих способностях их соперников.
Так называемые великие жертвоприношения ведийского ритуала нередко обнаруживают непосредственную связь с культами плодородия. Во время этих обрядов нарушались порой всякие сексуальные запреты и происходило символическое или реальное соединение либо по меньшей мере произносились непристойные тексты, очевидно вызывавшие веселье. Аналогичные обряды и верования прослеживаются не только в древней Индии, но и в более близких нам европейских культурах, в том числе в русских праздниках, сопровождавших приход весны.
В качестве примера можно привести знаменитую ашвамедху, ритуал «жертвоприношения коня», совершаемый царем, претендующим на титул «владыки всей земли». По царскому приказу специально отобранного белого коня в дорогих украшениях весной отпускали на волю. Куда бы ни ступала нога коня— та земля считалась перешедшей под власть царя. Обширная вооруженная свита, сопровождавшая коня, готова была силой заставить любого правителя признать верховную власть того, кто решил совершить ашвамедху.
Отношения между царем и землей трактовались в терминах супружеской связи. «Обладание всей землей» рассматривалось в качестве акта как бы сотворения мира. Недаром в течение всего года, пока конь шел из страны в страну, царь приносил трижды в день обильные жертвы божествам, обладающим творческой силой, различным ипостасям солнечного бога Савитара. Конь пасся там, где желал, но его свита не позволяла ему ни подходить к кобыле, ни погружаться в воду — он не должен был терять своей мужской силы.