К тому времени как они добрались до больницы, нервы Тессы были на пределе. Она позволила ему помочь ей выйти, поборов искушение самой заплатить за такси. Как только они вошли внутрь, она ослепительно улыбнулась ему, пытаясь не обращать внимание на ноющую лодыжку.
— Спасибо. Тут я сама справлюсь.
— Я собираюсь проводить тебя вот до того стула, чтобы ты села. Я вернусь через десять минут.
— Послушай, — вежливость начала уступать место раздражению, потому что она не хотела, чтобы он был рядом. — Не нужно.
Он проводил ее до свободного места. Она продолжала протестовать, но он усадил ее, а потом наклонился к ней, опершись на металлические подлокотники.
— Даже не пытайся ничего сделать в знак протеста. Я вернусь через несколько минут.
— Это смешно. Я сама виновата в том, что оказалась здесь, и меня не радует то…
Дальнейшие протесты были предотвращены: он закрыл ее рот своим, запечатлев на ее губах короткий уверенный поцелуй, который лишил ее дара речи.
— Хоть что-то может заставить тебя замолчать.
Она по-прежнему была в шоке, в ярости и вместе с этим чувствовала глупое, непонятно откуда появившееся чувство наслаждения, когда он вернулся, гораздо быстрее, чем обещал.
— Отлично. Пойдем.
— Пойдем куда?
— Я договорился, чтобы врач осмотрел твою ногу. Это займет несколько минут, если только они не решат, что нужно делать рентген.
— Но… но мы же без очереди! — Она вскрикнула, когда он поднял ее одним быстрым движением на руки и пошел по коридору, открывая двери ногой.
— Это настоящий английский ответ. Не беспокойся. Этот доктор — мой друг, и он не работает с жертвами аварий. Если мы от чего-нибудь его и оторвем, то только от перерыва.
— Возможно, он ему необходим!
Она почувствовала себя униженной, когда некоторое время спустя услышала, как молодой доктор в очках и Кертис обсуждали ее ногу так, словно сама она была лишь рудиментом, прилагавшимся к ней.
Диагноз был такой, какого Кертис и ожидал: растяжение связок. Ее перевязали, выписали рецепт на обезболивающие, которые нужно было применять только в крайнем случае. Когда Тесу посадили на кресло-каталку, она почувствовала себя обманутой.
— Надеюсь, сегодня наступит момент, когда мне не нужно будет говорить тебе спасибо. — Тесса старалась, чтобы это прозвучало как благодарность. Конечно, он не позволит вернуться домой ей самой. Хотя Кертис очень устал, он продолжал изображать благородного рыцаря.
— Почему-то мне кажется, что тебе это поперек горла. — Он не улыбнулся в ответ.
— Никому не нравится чувствовать себя обузой.
— И никому не нравится, когда их побуждают сопротивляться человечности.
— Никто не просил тебя быть человечным.
— Ты бы предпочла, чтобы я оставил тебя лежать на улице? — огрызнулся Кертис.
Тесса отвернулась и промолчала. Она думала, что он продолжит их словесную битву. Когда молчание стало невыносимым, она украдкой взглянула на него. Он смотрел в окно, и ей не было видно его лица, но она могла догадаться о его выражении. Сильная злость. Он был так добр, что решил разнообразить ее скучную жизнь предложением сходить куда-нибудь, был таким человечным, что спас ее, когда ей нужна была помощь, помог ей, так что ей не пришлось несколько часов сидеть в больничной очереди промозглым зимним вечером. И что, должно быть, думалось ему, он получил в ответ? Уж точно не простодушную и искреннюю благодарность, которой ожидал.
Тесса уже почти жалела Кертиса. Они приехали к ней домой, и она вежливо позволила ему проводить ее до двери и даже завести вовнутрь.
Но позволять ему, как джентльмену, варить ей кофе и приносить ужин, пока она лежит, было уже слишком. Она не хотела, чтобы он находился в ее доме.
— Это очень любезно, — сказала она, лежа на диване в довольно невыгодной позиции, — но я сама прекрасно справлюсь. Ты же не хочешь, чтобы таксист уехал. Я бы на твоем месте постаралась удержать его в такой день.
Он кивнул и исчез, оставив ее на диване питать свое раздражение. У него были дела получше, чем ухаживать за секретаршей, растянувшей лодыжку.
— Он вернется через пару часов. — Темная фигура возникла в дверях гостиной. — И не стоит тратить силы, объясняя мне, что я должен делать, а что нет.
— Как ты умудрился уговорить таксиста вернуться за тобой? — тихо спросила Тесса.
— Деньги до сих пор много значат, если ты не в курсе. А теперь я собираюсь приготовить тебе яичницу с тостом и чай. — Он подал ей пульт от телевизора. — Посмотри пока. Я хочу, чтобы ты не думала о ноге.
Лучше думать о нем? Вместо того чтобы увеличить громкость телевизора, Тесса прислушивалась к звукам, доносящимся с кухни. Кертис старался разобраться с ее кухонной утварью. Он, наверно, оставил пальто и пиджак в коридоре и закатал рукава выцветшей джинсовой рубашки, подчеркивающей его бицепсы. Он всегда закатывал рукава, когда работал, расстегивал пару пуговиц на рубашке, словно пуговицы тормозили его творческое начало.
Он вернулся с обещанным яйцом на тосте и с чайником на подносе, который поставил ей на колени. Но сначала проверил, удобно ли ей, взбил подушки и подтащил пуфик, чтобы она могла положить на него ноги.
Тесса поблагодарила его и начала есть, притворяясь, что увлечена рождественской программой. Он оставил ее в покое, и это позволило ей подумать, что она могла бы не замечать его ближайшие полтора часа.
Наверное, она многое неправильно истолковала в его вынужденном молчании. Стоило ей закончить есть, как он убрал поднос и спросил, когда появится Люси.
— Завтра утром, — ответила Тесса. — Она с друзьями по колледжу, и я сказала, что лучше пусть она останется на ночь у кого-нибудь из них в центре, чем будет пытаться поймать такси поздно ночью.
— В таком случае, — он протянул ей руку, и Тесса бросила на него нерешительный взгляд, — тебе нужно принять ванну. Я собираюсь тебе помочь.
— Ты с ума сошел!
— Думаю, так и есть… — пробормотал Кертис. Он наклонился к ней и, прежде чем она успела возразить, поднял девушку, не обращая внимания на ее крики и сопротивление.
Ванную было найти легко, она примостилась за сушильным шкафом, большой спальней и комнатой для гостей, которая, судя по всему, принадлежала Люси.
— А теперь, — сказал он холодно, — или ты будешь пинаться и кричать, пока не устанешь, или же будешь хорошей девочкой и сделаешь то, что тебе говорят.
— Отпусти меня, — выкрикнула она.
— Конечно. Одну минуту. — Продолжая держать ее на руках, он закрыл дверь на ключ, а ключ положил к себе в карман.
— Как ты смеешь?
Кертис усадил ее на деревянную корзину для белья и стал, сложив руки на груди.
— Не становись в позу, Тесса. Я сказал, что помогу тебе принять ванну, но не буду принимать ее с тобой.
— Мне не нужна ванна, и мне не нужна твоя помощь!
— Я наберу ванну. Можешь раздеваться. Ты справишься неплохо, но моя помощь тебе все-таки понадобится, так как у ванны очень высокие борта.
Он начал набирать ванну, добавил туда пены и попробовал температуру рукой.
— Хорошо. Думаю, все дело в том, что ты неразговорчивая. Поэтому ты так ничего и не сняла. Если, когда вода наберется, ты будешь так же пялиться на меня, притворяясь, что тебе нравится быть грязной, у меня не останется выбора. Мне придется забыть о том, что я джентльмен, и раздеть тебя самому. Но я обещаю, что отвернусь, если ты сама снимешь одежду, и уйду, как только усажу тебя в ванну. Идет?
— Идет?! Ну и нахал же ты, Кертис Диаз! Ты это знаешь, правда? — Несмотря на гнев, она чувствовала, как колотилось ее сердце, и прекрасно осознавала, отчего ее руки и ноги слабели, и растяжение тут было ни при чем. Таблетки ослабили боль до вполне переносимого дискомфорта.