— Нет, Нил, если бы я почувствовала твою любовь, я бы не знаю, что сделала… Я бы прошла всю землю в восторге и упоении… Нил, ты убил во мне самое дорогое, самое заветное… Я не упрекаю тебя, Нил. Может быть, я виновата сама. Я не знаю. Я знаю только то, что люблю тебя… но ты меня не любишь. Прощай.
Деловым голосом она прибавила:
— За вещами я пришлю. Прости, это вышло так глупо. Это — Зина. Ах, все это так смешно. Невыразимо пошло.
Он смотрел на нее, не узнавая.
— А ты могла бы меня простить, если бы…
— Если бы что, Нил?
— Если бы я почувствовал…
Ему не хотелось солгать.
— Может быть, это была болезнь… Я тебя прошу, дорогая… Можешь ты мне обещать?
— Что, Нил?
— Я боюсь за тебя.
Он весь трепетал.
— Ах, Нил, ты ребенок. Чего ты боишься, скажи? Ты не боишься самого страшного, а боишься пустяков, вздора.
Она улыбнулась, опустив уголки губ.
— Бедный мой Нил! Как мне тебя жаль!
— Хорошо, — сказал он, — дай мне слово, что ты придешь сюда еще один раз, только один раз. Ты не должна меня обмануть.
Подумав с момент, она сказала:
— Хорошо.
— Ты не обманешь?
Она твердо и сознательно покачала головой.
— Нет.
Он сам проводил ее до передней, помог одеться и запер дверь.
Трепетанье нового счастья охватило его плечи и грудь.
«Я должен порвать с этим», — подумал он в неистовом забытьи.
На стене на гвоздике висел стек над седлом, имевшим подержанный вид после первого дождя, точно отвратительная змейка с утолщенной головой. Он сорвал его и бросил за шкап. Самое прикосновение к отвратительной вещи наполнило его чувством болезненной гадливости.
XXVII
До вечера он решил никуда не выходить. О Вере Николаевне он старался не думать. Мысль о ней вызывала в нем одно утомление. Он мог ежеминутно ожидать от нее звонка, и это его пугало, как мальчика.
Он не знал, что ей сказать. Ему хотелось бы просто крикнуть:
— Оставьте меня. Что я вам сделал, зачем вы привязались ко мне?
Она злая и хищная. У нее нос, как у маленького ястреба. Она хочет, чтобы ее ранили, и ранит сама. Она его оскорбила, как еще никто никогда в жизни. И вслед за тем она унижается и молит о любви. Она поднимает в нем самые дурные инстинкты.
С отвращением и ужасом он вспомнил, как избил ее стеком в этой самой комнате. Комната казалась ему загрязненной, и на всем его существовании легла темная гадкая полоса.
По временам ему казалось, что долгим усилием воли он сможет преодолеть этот кошмар. Он поддался дурным сторонам своей натуры, дремавшим в его душе, как и в душе каждого человека.
Она развратила ею. Чистая любовь Сусанночки залечит эти раны. Все пойдет гладко.
Бросая работу, он напрягался всем телом и вытягивал руки, и ощущение гадкой дрожи сбегало с них. С умилением он думал о Сусанночке. Где-то она ходит сейчас. В глазах у нее вопрос. Это второе испытание в ее жизни. Любовь обращается для нее в насмешку. Ее муж отнял у нее деньги. Но оставил в неприкосновенности ее душу. Эту душу она отдала ему, Колышко. Он поступил еще хуже.
Вероятно, он просто не умел любить. Ему было некогда. Теперь он мечтал бросить все дела и куда-нибудь уехать с Сусанночкой.
Уехать к морю. Чтобы светило солнце и чтобы улыбалось ее милое лицо. Женщины всегда улыбаются, когда видят море. Улыбаются особенной, длительной, чуть приметной, так и не сходящей с лица улыбкой. Женщины из городов континента. Море располагает их к мечтам.
Вспоминая свою последнюю поездку на взморье, куда он ездил одиноким, озабоченным и скучным, он представлял себе беззаботные, обвеянные крепким морским ветром улыбающиеся женские лица, которые встречал в изобилии во время прогулок по каменному молу. Он тогда еще не знал Сусанночки и его томило желание чистой и глубокой женской привязанности.
Теперь ему хотелось исполнить эту мечту. Они снимут красивую дачку, недалеко от Таммистского леса[25]. Оттуда всего полверсты до моря. По вечерам они будут слушать его глухой рев. В бурю, когда выходишь на террасу, им обоим будет казаться, что волны собираются выступить из берегов и залить плоский песчаный берег. Могучий запах столетней хвои оздоровит его душу. Они проведут мною однообразных дней. Их мысли и чувства будут просты. Ласки грубы и спокойны, как у двух здоровых нормальных тел.
Он не мог работать. Достал ящик сигар, взял себе одну и протянул его Василию Сергеевичу.
Уехать. Да, это самый простой и логичный выход. Немного похоже на бегство, но…
25
Таммистский лес — вероятнее всего, имеется в виду курортное местечко Таммисари на берегу Финского залива. Отдыхать в Финляндии в начале XX века стало престижно.