Он подбросил маленького ребёнка высоко в воздух и приказал немецким солдатам в него стрелять. Мой маленький дядя умер, ещё и не долетев до матушки-Земли. Такое вам, правда, может рассказать чуть ли не каждый белорус или украинец. И дедушка мой всю жизнь носил восемь осколков в теле, и кисть его правой руки не разгибалась из-за серьёзного ранения. И что? Пережив такую трагедию, эти люди никогда не жаловались. Может, у кого-то другие примеры, но у нас было только так. Сейчас, к сожалению, я вынуждена признать — как человек, общающийся по работе с большим количеством людей — многие даже разговор начинают с того, что у них всё плохо, они не знают, что делать, как жить, а то и вообще — им жить не хочется и нет смысла. Ужас! Да не сталкивались они никогда с серьёзными проблемами.
И мне вспомнился один эпизод из моего детства. Я только снова стала говорить после девяти месяцев молчания и, наверное, поэтому очень громко разговаривала. Видимо, просто желая ощущать способность говорить. И вот однажды я упала с дерева, куда меня загнали мальчишки, и очень сильно ободрала кожу на обеих ногах — она просто свисала клочьями. Само собой, я бежала домой и орала, как оглашенная, и на этот крик вышла моя бабуля. Тут же я театрально и картинно стала ей громко жаловаться, как мне плохо, больно, ножки болят и, вообще, они мне такие не нужны, а жизнь не удалась. Ну, кто ж не знает, как мы, женщины, даже будучи ещё девочками, можем так сгустить краски и обострить ситуацию, что сами потом не знаем, как всё распутать?
Моя бабулечка, выслушав внимательно мои долгие причитания, сказала:
— Ах так! Ну, раз жизнь не удалась и ты такая разнесчастная, и ноги не нужны, то неси пилу.
— Зачем пилу? — ещё громче заверещала я.
А надо добавить, что дело было уже к вечеру и у бабули во дворе, как всегда, было около десятка посетителей и просто друзей, которые поболтать пришли. И все они с интересом за мной наблюдали — я ж для них тоже старалась громче орать. А тут — после просьбы бабушки принести пилу — весь мой «артистизьм» куда-то подевался, и я застыла, как вкопанная.
— Как зачем пилу? Ноги твои отрезать будем, раз они тебе так болят, что и не нужны. Будешь, как соседский Максимка, на колясочке ездить, — отрезвила меня ещё больше бабуля.
— Так Максимке ж ещё в детстве во время войны ножки оторвало, а мне такое к чему? — выпалила, наконец, я.
— А к тому, чтобы ты запомнила раз и навсегда, что этот Максим и все другие дети и взрослые, у которых нет ножек, мечтали бы упасть с дерева и ободрать коленки! Но у них нет такой возможности, а у тебя пока есть. Если ты, конечно, не согласишься ноги отпилить, — уже мягче сказала бабуля.
Мне вдруг стало так стыдно, что я орала на всю округу, жаловалась и визжала, когда кто-то пытался меня успокоить… Тем более, надо ж такому случиться, в очереди на приём к бабушке сидела мать того самого Максима, которому оторвало в детстве ноги, тётка Мария. И тихонечко плакала. Именно она встала со скамеечки, подошла ко мне и сказала бабушке:
— Евдоксия, вынеси йод и вату, а сама иди дальше с людьми общаться, я тут сама с Настькой разберусь.
У меня отлегло от сердца, но в глаза тёте Марийке и всем, кто сидел во дворе, я смотреть не могла, потому что вдруг поняла, что здесь сидят все, кто пережил страшную войну и нечеловеческие страдания. А я тут со своими коленками. И когда тётка Мария обработала мне раны и перебинтовала ноги, все услышали её тихий и спокойный голос:
— Запомни, деточка, этот урок. Его твоя бабушка не только тебе, но и всем нам преподнесла. Чтобы не гневили Господа и не жаловались, ведь война уже позади. А что может быть страшнее? И когда-нибудь ты поймёшь, почему к твоей бабуле не только за здоровьем, но и за советом идут. Я ни разу не слышала, чтобы она жаловалась. Учись у неё силе Духа.
Уже почти сорок лет прошло, а я всё помню, как вчера. И очень сожалею о том, что почти никого не осталось из того поколения, пережившего Великую Отечественную войну, и некому молодым преподносить уроки мудрости, силы и уважения друг к другу. Сейчас, увы, в почёте другие качества и навыки. Я ни в коем случае не говорю о зарабатывании денег, ведь если человек не может обезпечить себе и детям достойное существование, это тоже не есть хорошо.
Я о другом — о том, что деньги нынче стали во главу угла, а у многих и Бога в Душе заменили. Но каждому самому решать. Не мне судить.
И ещё за один случай в моей жизни я очень благодарна бабуле Евдоксии. Видимо потому, что росла в столь нервной обстановке в нашей «итальянской» семье, я была не только очень впечатлительна и плаксива, особенно в переходном возрасте 13–14 лет, но ещё и упряма, как мул. У нас в Украине было принято выращивать своих свиней в личных хозяйствах.
Понятно, что и сейчас существует такая традиция, ведь сало «хохлы» любят по-прежнему! И само собой, что мы, будучи детьми, тоже помогали растить свиней — кормили, поили, давали им имена, гоняли по двору — короче, считали их своими лучшими друзьями. А у меня-то и друзей особо не было, вот я и подружилась с поросёнком Борькой, когда мне было где-то 11–12 лет. И можете представить шоковое состояние моей впечатлительной натуры, когда в одно прекрасное, солнечное зимнее утро где-то накануне Рождества я выхожу во двор, а на меня несётся огромный, уже сильно выросший кабан Борька, весь окровавленный и грязный. Испугалась я жутко. Но, добежав до меня, Борька почему-то остановился и, задрав вверх окровавленное рыло, стал смотреть мне в глаза. Сейчас уже и не вспомню всю гамму моих чувств, пережитых тогда, но ревела я целый день, а назавтра категорически отказалась есть мясо убитого-таки Борьки (просто с первого раза ему не попали в сердце, вот он и убежал). Более того, я вообще заявила домашним, что никакое мясо отныне есть не буду. Выражения лиц всех моих домочадцев можете представить себе сами, ведь в «Хохляндии» без сала даже завтрак не обходится. А я ещё вдобавок заявила, что мясо и сало есть вредно, и что читала о том, что наши предки-славяне его не ели. «Умная» была, перечитала запоем всё, что было и дома, и в местной библиотеке. Видимо, убегала в мир книг от суровой реальности. Меня, конечно же, выгнали из-за стола и сказали, что пока не стану есть мяса, меня кормить не будут. Два дня я выдержала без еды, а потом, разумеется, захотелось кушать, и я сдалась. Но вы же помните — я очень упрямая и поэтому чуть ли не каждую неделю в течение года предпринимала попытки отказа от мяса, хитрила, предлагала есть более полезную рыбу, но ничего не получалось, ведь я была ещё ребёнком и зависела от родителей. Даже не знаю, что мной тогда руководило, может я уже тогда в Душе знала то, о чем буду знать осознанно гораздо позже, после клинической смерти? Но перед моим 14-летием, когда бабуля спросила, что я хочу от неё в подарок — я попросила её заступиться за меня в вопросах мясоедства. Надо сказать, что бабушка мясо ела и в наши дебаты с родителями не вмешивалась. Бабуля сказала, что подумает, и я уже ни на что не надеялась, когда вдруг в день моего рождения она при всех объявила, что я стала уже довольно взрослой, чтобы самостоятельно принимать решения, и вспомнила о том, что раньше в таком возрасте рожали — а потому, если я не хочу есть мясо, то уже нельзя меня заставлять. Главное, сказала бабушка Евдоксия, что я пью молоко литрами, обожаю яйца, грибы и рыбу — и этого вполне достаточно для уже созревшего женского организма. Благодарность моя бабуле была в тот момент безмерна, да и сейчас я понимаю, насколько она была мудра, ведь в то время об отказе от мясных продуктов ещё никто не говорил! Это была полная блажь с точки зрения окружающего меня мира. Ну не рассказывать же каждому про несчастного, убиенного на моих глазах, кабана Борьку и про мою впечатлительно-переживательную натуру?! Да и вряд ли бы меня поняли.
Но, с другой стороны, отказ от мяса позволил мне выработать иммунитет на то, что скажут обо мне люди, ибо вопросы, насмешки, намёки и подколки на тему, что я — больная, лишь поначалу были неприятны, а потом стали даже забавлять и веселить. Человек ведь ко всему привыкает. Наверное, меня сейчас даже немного нервирует, что многие люди живут не так, как им хочется, и как для них лучше, а ориентируясь на общественное мнение и суждение. И не дай Бог — осуждение! Тогда они вообще в панике. А слушать, думаю, надо — в первую очередь — свою Совесть, своё сердце и свою Душу, потому что каждый знает, что и рождается в одиночестве, и умирает так же… И только он сам будет отвечать за свою жизнь, а не толпа, за которой пошёл.